– Может, не стоит, Андрей?

– С чего это ты ее жалеешь?

– Да больше тебя. Может, кстати, возьмешь меня с собой? Вспомню молодость милицейскую. Я же безлошадный, а до Тимурова дома на общественном транспорте не доехать.

– Поехали. Кофеев, как у вас в «Кайросе», не обещаю, но чай у меня есть неплохой. Можно по дороге плюшек каких-нибудь прихватить, знаю я одно место, где отменные пекут. Прямо как в детстве.

– М-да, – только и смог сказать Рыбак, который наивкуснейшей плюшке предпочитал скромный бутерброд с колбасой.

Но ни до чая, ни до плюшек, ни тем более до бутербродов дело так и не дошло. На полпути их догнал звонок Лебедева. Не успел Рыбак нажать на кнопку, как Федор радостно зачастил:

– Иван Станиславович! Вы где сейчас? – Иван назвал улицу. – Я тут искал, где может скрываться Нана, и нашел ее фотографии, сделанные три года назад. Вернее, я их и раньше видел, но как-то не заострял внимание, потому что сидела она в профиль, а мне нужно было, чтобы анфас.

– И? – Рыбак попытался направить поток его красноречия в нужном направлении.

– Помните, она рассказывала про квартиру бабушки с белым роялем?

– Ну, – подтвердил Иван, что-то смутно припоминая.

– Представляете, на фотографии она как раз сидит за этим самым роялем. Здоровенный такой! И как только влез в квартиру! Не иначе в окно задвигали. А может…

– И? – прервал лебедевские фантазии Рыбак. – Про рояль я услышал, а что дальше?

– Короче. Снимали смартфоном, оснащенным GPS-модулем. По умолчанию при съемке в техническую информацию о снимке помимо всяких нужных и не очень параметров вписываются географические координаты места, где она осуществлялась.

– Да говори уже! – не в силах больше выдерживать болтовню программиста взревел Рыбак.

– Загрузив снимок в специальную программку, можно узнать точный адрес: название улицы, номер дома и даже почтовый индекс.

– Говори!

Федор немного помолчал, выдерживая театральную паузу, после чего радостно выпалил:

– Благодатный переулок, дом восемнадцать!

– Иди ты! – пробормотал Иван.

– Мне далеко, да и Асю одну оставлять не хочется, а вот вы, Иван Станиславович, судя по геолокации мобильного, почти рядом. Так что…

– А номер квартиры не показывает твоя программа?

– К сожалению, нет. Но в доме всего двенадцать квартир…

– Понял. Спасибо!

Федор еще что-то вещал, но Рыбак уже скомандовал Щедрому:

– Плюшки откладываются! Едем в Благодатный переулок!

– Я еще думал – каким ветром Куцака занесло в Благодатный переулок? Это же в противоположной стороне от квартиры, которую он снимал. Он, оказывается, шел к Серовой, – сказал Щедрый, узнав причину смены курса. – Мы-то считали, что она живет с матерью на Воронежской, а она вон где обитает.

Дом номер восемнадцать по Благодатному переулку Ивану был знаком – когда-то они с Асей и Тимуром уже посетили его в поисках свидетелей убийства Фигаро. Тогда им не повезло, но раз на раз не приходится, и вполне вероятно, что теперь все будет по-другому.

Так и получилось. В первой же квартире бодрый старичок, судя по выправке, отставной военный, посмотрев на фотографию Наны, предъявленную ему Щедрым, уверенно заявил:

– Это Наночка, внучка Алевтины Васильевны. Хорошая девочка. А что она натворила?

Щедрый уверил дедушку, что никаких преступлений за его соседкой не числится.

– А в какой квартире она живет? – спросил он.

– Не живет, а жила, – поправил его старик. – Алевтина Васильевна Наночке эту квартиру оставила после смерти. Девочка почти сразу и въехала. Тихая такая, воспитанная. Всегда поздоровается, дверь придержит. Ну и скрипка – это же не рояль. Алевтина Васильевна покойница, царство небесное, к концу жизни почти не отходила от рояля. Утро только началось, а она уже музицирует. Знаете, музыка – это очень хорошо. Говорят, она благоприятно влияет на интеллектуальную деятельность, стимулирует работу мозга, помогает быстрее принять нужное решение, повышает продуктивность и даже уровень IQ. Но мое мнение – все должно быть в меру, превышение оптимальной дозы способно произвести противоположный эффект. Если у тебя над головой практически круглые сутки играют все подряд, от Баха до Оффенбаха, можно и умом тронуться. Наночка же редко на скрипочке своей играла, все больше сидела тихонечко – книжки писала. А сейчас и вовсе тишина. Наночка квартиру продала каким-то молодым людям, мужу с женой. Так их почти никогда дома нет. Как ни гляну – окна темные.

– То есть Нана здесь не живет? – уточнил Щедрый.

– Да, уже давно.

– Скажите, пожалуйста, неподалеку убийство недавно произошло. Вы, случайно, ничего не можете сказать по этому поводу? Может, видели или слышали что-нибудь?

– К сожалению, – старичок развел руками, – я был в Крыму, в санатории. Вернулся только на следующий день. Говорят, это дело рук подростков-наркоманов, и полиция уже задержала убийцу. А почему вы спрашиваете? Хотите сказать, что это не так и преступники еще разгуливают по городу?

Щедрый поспешил успокоить мужчину:

– Не беспокойтесь, преступник – он один – задержан и понесет заслуженное наказание. Вы, случайно, не знаете фамилии этих самых молодых людей, ваших новых соседей?

– Случайно нет, – поскучнел дедушка. – Это раньше про соседей все знали от «а» до «я». И указатели в подъезде висели, кто, значит, под какой фамилией и в какой квартире живет. А сейчас хорошо, если раз в месяц столкнешься на лестнице: «Здрасте вам». – «И вам не хворать». Вот в соседнем подъезде старушка, Лилия Тимофеевна, попала под машину, так никто и не хватился. А через полгода встречаю ее, идет с костылем, несчастная такая. Ну, говорит, Олег, – это я, значит, Олег Сергеевич, – все вы, мужчины, такие. То прямо в женихи набиваетесь, а как в больницу попала, никто и не зашел даже. Это я, значит, в женихи набиваюсь! А самой сто лет в обед. Ну, конечно, я-то постарше буду, но я же мужчина. Опять же, с костылем… Женщина она вздорная, вспыльчивая. У такой костыль в руках вполне может быть приравнен к холодному оружию. М-да… О чем это я?

– О женихах, – терпеливо напомнил Рыбак. Болтовня старика немного раздражала, но интуиция подсказывала – он может оказаться источником полезной информации.

– Вот-вот, о женихах. Эта самая Лилия Тимофеевна заявила, что убитый – жених нашей Наночки.

– Жених? – переспросил Рыбак, чувствуя – вот оно, то самое, ради чего он выносил весь этот словесный поток.

– Вот именно. Как зовут – не спрашивайте, не имел чести быть представленным, знаю только, что он известный оперный певец. Но это, опять же, со слов Лилии Тимофеевны, так как я оперу не особо уважаю. Вот духовой оркестр – другое дело. Очень уважаю Чайковского, увертюра «1812 год». Слышали, наверное? Тара-тира-тара-та та-та! Тара-тира-тара-та та-та! И колокола: бам-бам-бам! Вот это – да. Музыка! До самых кишок продирает. А опера…