Теперь, когда опасность миновала, вернулось и понимание, кто мы и где находимся. И я, заключенная, не должна была позволять себе такой вольности. И уж тем более не должна была наслаждаться ею, нежиться в теплых объятиях главного дознавателя, не желая, чтобы он отпускал меня.

Стыд поднялся внутри жгучей волной, и я дернулась в сторону, почти рванулась из рук Паука.

Он не стал меня удерживать.

– Что случилось? – Собственный голос звучал тихо, хрипло и совершенно незнакомо. – Что произошло с Витторио?

Главный дознаватель не ответил. Только мотнул головой вниз, указывая на медальон, покачивавшийся в вырезе его камзола. Янтарь тускло светился изнутри зеленоватым огнем.

– Готово, – выдохнул он. – Как мы и думали, он не смог устоять. Скоро все изменится, Яни. Очень, очень скоро…

Осторожно потянувшись ко мне, он расстегнул ненужный уже ошейник, едва коснувшись подушечкой большого пальца моей шеи. Цепь, звякнув, железной змеей свернулась у ног. Я подняла голову и встретилась взглядом с Пауком. Уголки его губ дрогнули и медленно приподнялись в улыбке.

И в этот момент за нашими спинами грянули первые залпы фейерверка, расцветив небо тысячами ярчайших огней.

* * *

Арест Витторио Меньяри потряс все веньяттское сообщество. Отголоски скандала докатились даже до Бьянкини – в исследовательском центре и крепости все только об этом и говорили. Как и следовало ожидать, на судебное слушание меня не пригласили: верховный обвинитель вызвал из Ромилии своего менталиста. Мне же оставалось только ждать.

Ждать, ждать, ждать… Я сплетала тонкие энергетические нити в бесконечных артефактах, а верный Бьерри, которому наш маскарад и внезапное исчезновение посреди бала добавили новых седых волос, все так же дремал возле окна, пригревшись под ярким весенним солнцем. Я выходила на обязательную прогулку, разглядывала зеленеющие сады и площади Бьянкини и маленькие далекие острова, меж которыми без конца сновали темные точки лодочек. Но мысли мои были далеко. Там…

Бьерри исправно делился новостями. Когда преступления Витторио Меньяри, совершенные в Веньятте, выплыли наружу, по всей Иллирии начали спешно поднимать старые дела, связанные с ментальной магией. Из Ромилии, если верить слухам, привезли почти два десятка папок с нераскрытыми убийствами молодых леди, четыре из которых были беременны. Чуть позже откликнулись законники из Аллегранцы и Фиоренны, и в итоге на совести Витторио Меньяри оказалось больше тридцати жертв за шесть-семь лет. Особенно активно, как выяснилось, он действовал в последние три года.

А затем, как круги по воде от брошенного в озеро камня, прокатилась волна судебных процессов иного толка. Верховный обвинитель первым лишился должности. В его разуме обнаружились отчетливые следы ментального влияния, слишком старые, чтобы можно было определить личность менталиста, но достаточные, чтобы усомниться в компетентности и беспристрастности главы отдела магического контроля. Вместе с этим вскрылись и другие нарушения, и в итоге больше половины ромилийских законников лишились работы.

Говорили, что, когда зачитывался приговор верховному обвинителю и его ближайшим помощникам, Витторио Меньяри смеялся так, что его пришлось вывести из зала.

На том суде присутствовал сам король. По Бьянкини ходили слухи, что после удачно раскрытого дела Бартоломео Леони Первый высоко оценил молодого главу отдела магического контроля Веньятты. Лорд Доминико Эркьяни получил должность верховного обвинителя Иллирии, а законники Веньятты вновь остались без высшего начальства. Комендант радостно потирал руки, наивно надеясь на повышение, но быстро сник, потому как волна перемен, начатая новым верховным обвинителем, быстро докатилась и до исследовательского центра, закончившись феерическим увольнением всего оставшегося на местах прежнего руководства тюрьмы.

Паук в Бьянкини больше не появлялся.

С того самого дня, как Витторио Меньяри взяли под стражу, и до самого окончания судебных следствий я ждала. Ждала, что однажды он появится в тюремном коридоре или на пороге рабочего кабинета, как делал это всегда, и…

Здесь мое воображение давало сбой. Потому что не было никакого «и». Не должно было быть.

Я ведь знала, знала с самого начала. Понимала, ради чего он, наследник первой семьи Ниаретта, оказался в отделе магического контроля Веньятты. Влияние, власть, близость к Короне. Паук отыскал опасного менталиста, устроил суд, получил заслуженную награду и теперь, верно, был уже на полпути в Ромилию. А я добилась справедливости и могла жить дальше со спокойным сердцем.

Только вот отчего-то ему было вовсе не спокойно.

Злясь на саму себя, я повторяла, что сама предложила Пауку взяться за это дело, уговорила его, получила именно то, чего хотела, но глубоко внутри все равно чувствовала себя использованной. Обманутой. Я доверилась ему, ниареттцу со взглядом, полным горячей южной страсти, подпустила близко – слишком близко, невозможно близко. Тот вечер, когда мы разделили на двоих боль и триумф, до сих пор ярко стоял перед глазами. Я помнила его дыхание на своей коже, прикосновение губ, переплетение энергий… Обещание, что скоро, совсем скоро все изменится. И…

Все изменилось. Главный дознаватель просто исчез, не сказав ни слова.

Как бы ни хотелось это отрицать, мне было обидно. И больно.

После окончания месяца карнавалов Бьерри на несколько дней покинул Бьянкини, чтобы навестить брата, державшего виноградники на большой земле, и помочь тому с хозяйством. Обычно я едва замечала отсутствие старого законника, но сейчас, когда исследовательский центр гудел в преддверии надвигавшихся перемен, Бьерри был моим единственным окошком в большой мир. Два надзирателя, подменявшие его, не разговаривали даже между собой.

Тем утром тот из них, кто обычно отводил меня в рабочие комнаты, пришел раньше обычного. Я замерла у решетки в ожидании конвоира, когда услышала вдалеке гулкие шаги и позвякивание ключей. Надежда, что Бьерри наконец вернулся, угасла, не успев разгореться: походка человека оказалась незнакомой.

Законник остановился у двери моей камеры и отомкнул решетку. Окинув меня равнодушным взглядом, он снял с пояса тяжелые наручники. Протокол не обязывал заковывать заключенных, поскольку охранные и защитные кристаллы и без того исключали всякое применение магии внутри тюрьмы, однако жесткого запрета тоже не существовало. Бьерри со временем предпочел обходиться без наручников, но рядовые законники обычно стремились максимально обезопасить себя.

Я безропотно вытянула руки вперед, позволяя надзирателю заковать меня. Законник молча вложил мои запястья в обод наручников и прикоснулся к встроенному кристаллу, чтобы активировать его и чтобы запечатать замок.

Внезапно меня захлестнуло острое чувство опасности. Во всем происходящем было что-то неправильное. Неправильное настолько, что сердце забилось отчаянно и быстро, а дрожь волной прокатилась по телу. Стараясь ничем не выдать волнения, я бросила беглый взгляд на конвоира. Законник, крепкий, высокий молодой мужчина с мускулистой фигурой и невыразительным лицом, выглядел совершенно непримечательно, обыденно, но инстинкт внутри меня заходился безмолвным криком.