Правила не меняются, на машине ты или без.

Я делал вид, что собираюсь (будто были у меня вещи – собирать), солнце светило в окна, а Стив сидел и курил. Время от времени я поглядывал на дорогу, но за несколько часов так никто и не проехал – пустой день, бывают у меня такие.

А может быть, Бог услышал меня и не посылал никого, пока он не ушел.

– Здесь слишком пусто, – сказал в конце концов Стив. – Не место для такого пацана, как ты.

Он дымил как паровоз и все придумывал, что мы будем делать, когда уйдем отсюда. К тетке его можно заехать, чуть-чуть с причудой женщина, но блины готовит – объедение.

– Мой брат их всегда любил, – сказал он почему-то. – Может, она нас на зиму оставит, если попросить.

Но ведь у него нет брата.

Я выклянчил у него сигарету – просто чтоб извести еще одну, и попросил еще раз рассказать, что было в тех газетах.

– Ты думаешь, этот Бенджи… это из-за него вышла авария? Потому что он так сильно не хотел ехать?

Никто не может заставить меня делать то, что я сам не захочу.

– Знаешь, – проговорил он, зачерпнув себе лимонада, – я много про это читал… с некоторых пор. По мне, так простой несчастный случай. Видно, водитель на жаре задремал…

Ни одной машины. А небо надвинулось низко, погустело, посиреневело; от потемневшего солнца и дом, и рубашка Стива стали желтыми.

– Гроза будет, похоже… – сказал он и полез за очередной сигаретой. И наконец нащупал пустую пачку. – У тебя нигде сигареты не завалялись, Бендж?

Ну и дурацкое имя. А Снапи? Что за имя для собаки?

Я думал: зачем он пришел именно ко мне? Почему из всех мест, где стоят указатели, он выбрал это?

– В доме нет, – сказал я. – Джеки все скурил.

Он засмеялся. Так непривычно – шутить для кого-то, кроме Джеки.

– На бензоколонке должны продаваться…

– Должны, – сказал я. – Там магазинчик…

– Ну, пачка «Лаки» у них найдется… Это куда – прямо?

– Прямо, потом направо, там есть указатель. Тут недалеко.

Джеки прижал уши. Ладно, дружище, мне самому это не нравится.

– Пойду, пока не грянуло. – Он перемахнул через подоконник в сад, из сада – на дорогу и пошел ровно посередине, будто по разделительной линии, которой не было.

Вот тогда я и вспомнил. Видит Бог, только тогда. Потому что – это он сказал в тот раз про разметку, про белую линию. И был он на машине. На старом пикапе. И ехал в никуда.

То есть это он мне сказал. На самом деле в никуда – это по другой дороге.

Он стоял, прислонившись к дверце пикапа – чуть не сползал с нее, и таращил глаза, и по всем признакам был пьяный в стельку.

– Разве можно водить в таком виде? – спросил я тогда.

У него, похоже, начинался сушняк, и он выдул сразу две кружки моего лимонада.

– Главное, – объяснил он, – держаться белой линии. Главное – не сбиваться. Тогда приедешь куда угодно…

У меня на дороге нет разметки. А ему точно дорога лежала на заправку Эда. В таком-то состоянии…

– Может, вызвать кого, сэр, чтоб вас забрали?

Дело было под самую ночь. Старинный телефон в доме только для красоты, но я знал указатель к телефонной будке.

Он покачался на ногах, будто размышляя. Потом сказал:

– Ты х-хороший парень. На брата моего похож. Дай-ка еще попить.

Я дал, конечно, хоть и чувствовал, что про деньги он не вспомнит.

– У вас есть брат?

Он посмотрел так, что я сразу понял: уже нет.

– Надо было держаться белой линии, – объяснил он. – У меня всегда выходило… Я не часто в таком виде вожу, ты не подумай чего, парень, ладно?

Я стал на него смотреть – и ничего хорошего не увидел. Был какой-то бар, поздно вечером, и мальчишка, моего возраста вроде, а потом – машина, смятая с одного боку. Меня чуть не стошнило. Хорошо, он не заметил – вот был бы стыд, я ж на службе…

Я заставил себя посмотреть еще и увидел кладбище, и тут мне точно хватило.

Похоже, лимонад протрезвил его немного. Он поглядел на меня, на звезды, уже блекло высыпавшие на небе, и сказал:

– Ну, пора мне.

Меня как толкнуло.

– К брату едете?

Он серьезно, как только пьяные умеют, покачал головой:

– К брату.

Ну говорю же – Эда клиент. Но с этого пути он еще мог свернуть. Я подумал и переставил ему указатель – там будет ровная узкая дорога, ни одной машины, так что он сможет ехать, пока не протрезвеет. А потом поедет по направлению к Огасте (туда я тоже один поставил) и по дороге встретит мальчишку, у которого тоже кто-то умер…

Вот ведь мастер-ломастер. Взял и самому себе сделал петлю. Как будто нам с Джеки тут кто-то был нужен. Но где он ездил столько времени, что я успел забыть? Доктором стал, гляди ты…

До заправки Эда пешком сразу не дойдешь; время у меня было. Я закрыл глаза, дал повертеться указателям. Что бы выбрать? К Большому каньону он хотел. Ну пусть будет каньон. Там тоже найдется кто-нибудь, кому Стив даст затянуться сигаретой и расскажет про межпланетные корабли. Подумаешь, большая печаль… Мне здесь работать надо.

Джеки клацает зубами, ловя муху. Кажется, я достал его своими разговорами.

– Ну хорошо! Ладно! Хорошо!

А потом я нарушил самое главное правило. Я вылетел через окно в сад, перемахнул через изгородь, кубарем спустился по тропинке и побежал по дороге. Асфальт больно бил по пяткам.

…И ведь я даже не знаю, что ему скажу. Я ведь не могу уйти с поста. Просто, может, он бы остался здесь. Сухарей еще надолго хватит, и консервов – на всю жизнь. И зато лето тут всегда.

Я просто скажу ему, что магазинчик Эда закрылся – это ведь святая правда. А может, я возьму да расскажу ему про указатели. Брат же. Брату можно.

За спиной у меня вздулась, плюнула первыми каплями и разразилась – гроза.

Примечание автора

Этот текст – немножко челлендж: я решила поиздеваться над формулой «мальчик с одноногой собачкой» и доказать, что и на такую тему можно написать что-то стоящее (ну хорошо, у собачки не одна нога, а три, но вы же поняли тенденцию). А вообще это, конечно же, трибьют Кингу, Брэдбери, Хопперу и беспечному, жаркому парижскому июлю, когда приходилось сбегать в парк, и прятаться там в тени деревьев с ледяной бутылкой кока-колы и блокнотом, и слушать, как недалеко журчат фонтаны… Хорошее было лето.

Заросли. Темень. Гнилью, болотом тянет.