Кнеллер спросил, догадался ли я, с кем мне довелось беседовать. Я признался, что нахожусь в полном неведении. «Ты не читал последних лондонских газет?» — «Откуда же? Я только что с корабля». — «Тогда всё понятно. Ты имел счастье быть представленным русскому царю». — «Тому самому, что работал на верфях Саардама?» — «А теперь учится тому же искусству на верфях Лондона. Как ты понимаешь, он не раскрывает своего инкогнито и называется плотницким десятником Петром Михайловым». — «Удивительная причуда для коронованной особы», — заметил я. «Но не для него, — возразил Кнеллер. — Если ты узнаешь его ближе, ты убедишься — это совершенно необыкновенный человек. Тем более необыкновенный на троне». — «Откуда такая возможность может появиться, — возразил я. — Через сеанс ты закончишь портрет, моё время в Лондоне тоже очень ограничено. Я благодарен судьбе за этот действительно счастливый случай».

Однако судьбе угодно было распорядиться моим будущим иначе. Уезжая из Англии, я посетил Кнеллера, и мой друг передал мне, что русский царь Пётр очень заинтересовался мною, что он читал мою книгу и был бы рад меня видеть в своём государстве, если я решусь туда выбраться. Ехать в Россию? Даже после знакомства с её монархом я не испытывал подобного желания. Восьмилетняя работа над книгой в тишине амстердамского дома сделала меня настоящим Анахоретом. Тоска по дальним странам вспыхнула с новой силой. В моих мечтах было посетить Персию и увидеть памятники её древности, я думал об Индии, островах Борнео и Целебес.

И всё же милостиво брошенные слова царя Петра не выходили из головы. Их нельзя было считать настоящим приглашением, но после них я мог надеяться на благоприятный приём в его стране. В конце концов, Индии и тем более Персии можно было достичь не обязательно водным путём. В те же места можно было добраться и по суше, тогда самой удобной оказывалась дорога через Московское государство. Недолго раздумывая, я поднялся на палубу военного корабля, который сопровождал направлявшиеся в Россию голландские торговые суда, и 1 сентября 1700 года прибыл в город на реке Северной Двине — Архангельск.

— И вы вновь встретились там с царём?

— Нет, графиня. Я имел счастье лицезреть его величество только через несколько месяцев. В Архангельске я был слишком поражён новыми впечатлениями, чтобы сразу же пуститься в путь в столицу. К тому же меня не связывали никакие обязательства. Местные чиновники вскоре сообщили мне, что царю известно о моём приезде и я вправе располагать своим временем как мне заблагорассудится.

— Но мне говорили, что вы и в будущем рассчитываете на встречу с русским монархом. Где же это?

— О, это такая же сказочная перспектива, как и всё, что связано с Московским государством. Верные источники донесли мне, что государь собирается вновь совершить большое путешествие по западным странам.

— И оставить надолго своё государство? Разве военные дела Московии складываются так благополучно, что он может себе позволить подобную эскападу?

— Я не слишком интересуюсь политикой, графиня. Но мой корреспондент сообщил о полной победе царя Петра над Карлом XII.

— Это известно всей Европе, я думаю.

— Но это не всё, графиня. Именно победа над шведами якобы развязывает руки русскому государю в его желании лично провести переговоры со многими монархами и заключить новые союзы.

— Вы поедете навстречу этому посольству?

— Это будет зависеть от его состава.

— То есть? Вас не интересует сам царь?

— Нет, графиня. Я узнал царя достаточно хорошо. Меня приглашала в свой штат его сестра принцесса Наталья. Это удивительная женщина, увлекающаяся литературой, театром. Она баснословно богата и может себе позволить содержать несколько огромных дворцов. Мне запомнились милостивые её разговоры и то множество вопросов, которые всегда были для меня приготовлены.

— Принцесса молода? Хороша собой?

— Принцесса Наталья всего одним годом моложе царя, а красота... Да, она настоящая русская красавица.

— Это значит?

— Она похожа на фламандку в расцвете возраста и сил.

* * *

Пётр I

Может, тогда впервые оценил слова старика Шереметева: выжидать и терпения не терять, великая наука, государь, от неё больше, чем ото всяких блицев, в военном деле проку бывает.

Выжидать! Вот этого никогда не умел. Смешно как, слова Катины вспомнились: соколом вы, государь мой, родились, лисицей никогда. Ждали на этот раз Кантемира. Согласился отдать Молдавию под покровительство России, а договор решился подписать только 13 апреля. Договор! А со своими силами присоединиться к русской армии медлил. Шереметев решиться господаря заставил: выслал в Яссы свой вспомогательный отряд на четыре тысячи солдат. Тут уж выхода у хитрого молдаванина не оставалось.

Борис Петрович как ни в чём не бывало продвигаться вперёд стал. Любимые его объяснения: потихоньку, государь, помаленьку да с Божьей помощью дело своё сделаем. С пятнадцатью тысячами войска только к 5 июня подошёл к реке Пруту у села Чечора.

Казалось бы, крыться с передвижениями надо. А он наоборот — шуму вокруг такого наделал, будто невесть сколько войска ведёт. И — на первых порах выиграл. Турки уже навели мост через Прут у Исакчи, а великий визирь переправу своих отрядов подзадержал. Известий о множестве русских испугался, да ещё о том, что молдаване на их сторону перешли. Борис Петрович не то что лазутчиков турецких не казнил, своих, купленных, на их место засылал, чтоб небылицы в лицах своим пашам докладывали.

А уж когда Кантемир к Борису Петровичу со своими боярами явился, приняли его чуть не с царскими почестями, лишь бы подписал манифест всем молдаванам за оружие браться.

Вот только между словами да пирами и делом нестыковка вышла немалая. Через две недели молдаване семнадцать полковников и семьдесят шесть ротных командиров под ружьё поставили, а рот укомплектовать не успели. Да и среди призванных командиров шатания пошли.

Чего один молдавский боярин Лупа стоил! Припасы для русской армии не закупил, Шереметева ложными слухами о турецкой армии заморочил, а великого визиря уговаривать стал Дунай перейти. Мол, русских на самом деле не так уж и много, и оголодали они порядком, и продовольствия у них не будет.

Теперь вся надежда была на короля польского Августа — государь его в Галиции, в местном Ярославле дожидаться остался. Появилось, наконец, его войско. Тридцать тысяч под командованием генерала Синявского, только проку от них не оказалось никакого. Дошли до границ Молдавии и встали как вкопанные. Ждут, чем разборки русских с турками закончатся. Мало того, что сами в дело не вошли, так и армию двенадцатитысячную Долгорукого-старшего, что с ними вместе выступать предполагал, задержали.

Своя армия к тому времени, правда, подтянулась. Да после перехода от Риги какие у солдат силы! Передышка им нужна, отдых да еда, только откуда их взять?