Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эти тайны сводят меня с ума. – Девушка дрожала, я же гладила ее по спине. – Мама хочет, чтобы я была обычной, а я ее подвожу. Тереза и Винсент считают, что мой дар особенный, и его нужно развивать, только… о нем никому нельзя говорить…
Арк завыл, это нас отрезвило. Лавиния икнула, опустилась рядом с догом и обняла его.
– Тише, милый. Тише.
Никаких сомнений, что подружились они давно. Вот хитрюги!
Я уселась рядом с ними на пол и задумчиво почесала дога между ушей. Одной загадкой меньше, но все-таки это никак не объясняет, почему Арк бегал ночью по замку, тем более как он оказался в хозяйском крыле.
– Частенько этот коварный пес приходил к тебе?
– Иногда. Когда ему становилось скучно, а вы были заняты.
Она провела ладонью по бархатному боку Арка и тепло улыбнулась.
– Нужно возвращаться, пока никто не заметил моего отсутствия. Спасибо, что согласились не выдавать меня.
Значит, по ночам он ходил в гости. Вот паршивец! А если бы на него наткнулся кто-нибудь из слуг или ко мне снова наведалось ночное пугало, пока он там резвился?
– Тебя проводить? – Я хитро улыбнулась. – Или попросишь его?
– Пусть лучше охраняет вас.
Лавиния бесшумно выскользнула из комнаты раньше, чем я успела спросить от кого меня нужно охранять. Арк послушно остался на месте, хотя и смотрел на дверь грустными глазами. Я покачала головой и почесала его за ухом.
– Теперь вы сможете играть в любое время.
Он шумно вздохнул и улегся посреди гостиной, положив голову на лапы, а я заперла дверь и вернулась в спальню.
Заснуть не удавалось долго: я ворочалась с боку на бок, считала прыгающих по скалам горных козлов и размышляла обо всем, что произошло. Как же так получилось, что самые теплые дни в моей жизни случились зимой, да еще и рядом с де Мортеном? Вчера, на сельской ярмарке, я словно впервые увидела Винсента настоящим. Увидела, узнала, почувствовала? В его объятиях, под его руками, на его груди я становилась счастливой и невесомой, словно могла летать. Ощущение, знакомое из детства, когда весь мир казался восхитительным, когда жизнь расцветала яркими красками каждое утро, стоило только открыть глаза.
Понимая, что заснуть не удастся, я устроилась в кресле у окна. Смотрела, как за разрисованным морозными узорами стеклом начинает светать, на кружащих с громким карканьем над деревьями ворон. Почему я шепталась ночью с его сестрой об их общей тайне? Как позволила себе снова привязаться к нему, зная обо всем, что произошло в прошлом? Смогу ли я забыть об этом? Сможет ли забыть он?
Солнце раскрасило небо в малиновые и сиреневые тона, разбросав по ним дымчатые штрихи облаков. Я вглядывалась в новый день до тех пор, пока меня не сморило, а открыла глаза от резкого стука, словно молоточком по стене.
С трудом разлепив веки, я потерла глаза. Судя по солнцу, уже перевалило за полдень. От неудобного положения затекла спина, я поморщилась, потянулась и поднялась. В этот миг стук повторился – настойчивый, громкий. Я бросилась к двери, у которой с печальным видом застыл Арк. Бедняга до сих пор ждал утренней прогулки! А я бессовестным образом проспала!
На пороге стоял де Мортен. Мрачный, с плотно сжатыми губами. Пронзил меня грозным взглядом из-под сдвинутых бровей, ничего не говоря, прошел в комнату и протянул мне письмо. От мужчины, который шутил со мной на ярмарке, целовал украдкой в экипаже и занимался любовью у камина, не осталось и следа. Передо мной стоял герцог, от которого веяло стужей, смотревший на меня так, как в нашу первую встречу в Лигенбурге.
Я взяла конверт, который почему-то оказался распечатанным.
– Прошу прощения за то, что письмо вскрыто, – холодно произнес Винсент, но, судя по виду, жалел он явно не об этом.
Я побледнела, когда увидела подпись: Рин Арджи.
– Прочтите, – приказал де Мортен.
«Моя дорога Луиза,
искренне сожалею, что твою семью постигла такая трагедия. Разумеется, я могу помочь и с радостью приму твоего отца в любое время. Сообщи, когда он приедет, чтобы я успел подготовить необходимые бумаги и переговорить с ним об условиях.
Буду счастлив, если ты найдешь возможность увидеться и для нас.
Не знаю, сколько еще придется ждать, но хочу, чтобы знала ты: скучаю по тебе безмерно и жду того дня, когда смогу по праву назвать тебя своей.
Со стороны это выглядело просто потрясающе: я пишу письмо любовнику с просьбой закрыть долги моего отца, а он отвечает в утонченно-романтическом духе. Меня затрясло, плечи ходили ходуном, дурацкий листок и строчки прыгали перед глазами.
– Зачем… – голос сорвался, и я замолчала, чтобы вернуть спокойствие и уверенность. – Какого демона вы прочли мое письмо?!
Вышло не очень спокойно. Скорее, очень беспокойно.
– Важно другое. – Винсент продолжал меня буравить взглядом, от его голоса я холодела, словно в лютый мороз. – Почему вы попросили у Арджи денег для своего отца? К каким сюрпризам мне готовиться еще?
С каждым словом де Мортен наступал на меня, пока не подошел совсем вплотную. Он больно сжал мои плечи, в глазах его сверкал не лед, то были отблески адского пламени.
Да он же зол, как демон!
– Потому что я узнала об этом несколько дней назад и не могла оставить свою семью в беде! – выкрикнула я и рванулась, пытаясь освободиться. – Потому что ваш друг записал моего отца в подозреваемые, потому что я боялась, что вы мне откажете! Боялась поднимать эту тему!
Лицо Винсента исказилось, словно от боли, он разжал руки и буквально отшвырнул меня – так, что я едва удержалась на ногах.
– Вы так уверены в своем отце? Как давно вы виделись с ним?
– Восемь лет назад.
Могла ли я с уверенностью сказать, что мой отец непричастен к заговору против де Мортена? Вряд ли. Разве что самой себе, в своих чувствах, неосознанной надеждой. Возможно, отчасти глупой – ведь когда-то я и представить не могла, что отец способен от меня отвернуться. Впрочем, мне проще думать, что он об этом сожалеет.
Так же, как и я о…
– Винсент, я наделала много глупостей в прошлом, – я шагнула к нему, – и прошу прощения за то, что сделала. Я была ребенком, и я испугалась. Испугалась, что вы запрете меня в Мортенхэйме, что как только у нас появятся дети, я стану вам не нужна.
Было жестоко отказаться от него прямо перед алтарем, посреди роскошной свадьбы и сотен гостей, взирающих на нас, – кто-то с льстивыми улыбками, кто-то с трепетным благоговением. За свой бездушный детский поступок я уже расплатилась сполна, но так себя и не простила. Для меня это было просто больно, больно терять его, пусть даже я заранее знала о том, что собираюсь сделать, но для него это был серьезный удар – по самолюбию, по чести, по репутации семьи. Я помнила неверящие взгляды, вонзавшиеся в меня подобно ядовитым стрелам, шепот, пронесшийся по храму и прозвучавший надо всеми ними негромкий, но сильный голос Винсента: «Невелика потеря».