Глава 23. В которой не умолкая звонит телефон

Тик-так. Дзынь!

Тик-так. Дзынь!

Большие дубовые часы нарочито громко отщёлкивали время, но их «голос», поддержанный неумолкающей телефонной трелью, вносил нотку оживления в интерьер, который, казалось, застыл в оцепенении.

Занавешенные зеркала.

Фотографии с траурными лентами.

Еле слышный шёпот разговоров.

Шоркающие шаги.

Навершие часов – мифический маскарон* с закрытыми глазами и разинутым в ужасе ртом.

Дом, в который пришла беда.

– Простите, жена не спустится. Она не встаёт с тех пор, как узнала про Оленьку. Ей очень тяжело, она до сих пор не верит.

Отец последней жертвы, Ольги Лопухиной, сел напротив Мити, безвольно опустив худые руки. На левом рукаве сыщик заметил засохшую каплю яичного желтка. Пуговицы на чёрном сюртуке были застёгнуты криво.

– Примите мои соболезнования в связи с вашей утратой, – за время работы в полиции сыщик уверился, что казённые фразы в таких случаях звучат убедительнее, чем неискренние слова утешения. Хотя Роману Лопухину Дмитрий сейчас непритворно сочувствовал. Видно, что мягкий, покладистый человек. И любящий отец.

Кудрявая Оленька улыбалась с фотокарточек. Восемнадцать лет, студентка Московских высших женских курсов. Мечтала выучиться и преподавать, как и её родители. Любила море, зелёный цвет и вишнёвое варенье. Была весёлой и общительной.

Душегуб пресёк эти планы одним уколом и прислонил мёртвую Олю к постаменту статуи Флоры в парке Сокольники. Знаменитый «Портрет Лопухиной» кисти Боровиковского в исполнении Визионера. Не мудрил, гадёныш, в этот раз – просто нашёл однофамилицу. Хотелось бы надеяться, что несчастный отец этого не видел. Но вряд ли. Разве что «Биржевые ведомости» не сообщили о происшествии. Жёлтая же пресса разошлась вовсю. Не исключая снимков из парка. Крупным планом.

– Что вы хотели узнать?

– Всё, что могло бы помочь делу. Где она была в последние дни, с кем общалась. Новые знакомства, может быть?

– Зачем? Скажите, зачем он это сделал? – уставшие карие глаза смотрят умоляюще. – Почему он выбрал именно Оленьку?

– Я не знаю и, боюсь, рациональность тут бессильна. У Ольги были недоброжелатели? Враги, может быть?

– Враги, боже мой… Она такая милая девочка, приветливая, лёгкий характер. Никому плохого слова не скажет, мы нарадоваться не могли, и на курсах её хвалили.

– У неё был большой круг общения?

– Подруг много. Её все любили. Как же так, Оленька?

Горе горем, но риторические вопросы сейчас никак не помогут.

– Взгляните, пожалуйста, на эти фотокарточки. Не встречались ли вам среди знакомых дочери эти люди?

Митя положил перед отцом фотографию студента Самокрасова и, поколебавшись, модельера Франка. На лице Лопухина не отразилось никаких эмоций.

– Никогда их не видел. Кто эти люди? Это они сделали?

– Пока не могу сказать. Чем ваша дочь занималась накануне первого мая?

– Они с курсистками хотели посмотреть народные гулянья в Сокольниках. У одной из подруг там недалеко дача, они на пару дней уехали туда, а с утра собирались пойти на праздник. Боже, если бы я только знал, что так закончится, я бы никуда её не отпустил, никуда, – Лопухин уставился невидящим взглядом на фото дочери.

– Мне понадобятся имена и адреса этих подруг. Скажите ещё, у вас есть домашние животные?

– Животные? У Оленьки есть канарейка. Господи, мы совсем про неё забыли…

Впрочем, даже вспомнив о птичке, Лопухин не пошевелился. И остался сидеть на стуле, не обратив внимания на уход сыщика.

* * *

Нет, канарейка не подходит.

Дотошный доктор Шталь нашёл на платье и обуви последней жертвы какие-то шерстинки. Собака или кошка. Может, бегала возле статуи, вынюхивала, оставила следы? У Франка, помнится, есть пёсик. Не его ли шерсть?

Дачу Митя тоже осмотрел. Добротный дом посреди леса. Шесть подружек. Накануне сплетничали, пили чай, читали. Оля жаловалась на усталость, легла спать пораньше, в отдельной комнате, просила утром не будить. Ясно, почему никто не хватился. Девушки оставили завтрак и записку, ушли на праздник. А подруги уже и не было в доме к тому времени. Смятая кровать. Слабый запах нашатыря. И снова никаких чужих следов.

Впопыхах ведь действовал преступник. Впритык. Рисковал сильно. А если бы Лопухина не ушла спать? На что он тогда рассчитывал? Тело и закоченеть-то толком не успело. Каркас этот железный снова на жертву надел – на всё тело. Неужели вся эта спешка и риск – ради большого публичного эффекта?

Эффект, конечно, вышел грандиозный. Не поспоришь.

Проморгал, Самарин. В очередной раз.

Но вот как, скажите, одному сыщику разорваться на все края Москвы одновременно? Накануне первого мая Дмитрий рыскал между домом Франка и больницей, где лежал Самокрасов. И что проку с того? Сразу за всеми входами не уследишь. Гиблое дело.

Метания между двумя парками тоже не принесли никакой пользы. Всю ночь и там, и там сновали грузовики и подводы: продавцы разгружали товар, устанавливали палатки, сколачивали помосты… Что ж теперь – каждую телегу и каждый шатёр проверять? Или бегать одному в тёмном лесу в поисках подозрительных лиц? Нет, затея с самого начала была неудачной.

Один, Митя, в поле не воин.

Слишком поздно понял, где будет пятая жертва. За пару секунд до её обнаружения. А ведь ночью прошёл мимо этой накрытой статуи раз пять. А тут как кольнуло что-то. Но время уже было упущено.

Ламарк слишком добр. Другой бы уволил уже. С занесением в личное дело.

Митя разложил фотографии пятерых жертв на столе вместе с репродукциями из календаря. Что же общего между ними? Где они все перешли дорогу одному человеку?

Прасковья, швейка. Худенькая, русые волосы, карие глаза.

Анастасия, горничная. Крупная брюнетка, чёрные глаза.

Мария, дочка фабриканта. Среднего роста, брюнетка, ореховые глаза,

Анна, куртизанка. Высокая, чёрные волосы, глаза голубые.

И Ольга, студентка. Субтильная, золотистые кудряшки, глаза серые.

Ни одного общего для всех признака. Ни рост, ни цвет волос или глаз, ни тем более род занятий у всех вместе не совпадают.

Но что-то же должно быть? Где он их разыскивает? Посещают одно кафе? Ходят по одним улицам? Бывают в определённых магазинах, театрах, кино?

Хорошо, возьмём места преступлений. Лубянская площадь, Александровский вокзал, «Славянский базар», Яуза, Сокольники.

Дмитрий разложил карту Москвы и отметил все пять мест. Разные участки, независимые друг от друга локации. Вот было бы чудесно, сложись точки в какой-нибудь очевидный рисунок. Звезду там, буквы или иную фигуру. Но отметки хаотично чернели