Напоследок автор считает нужным кратко изложить историю и внутреннюю логику своих исканий.

Первый шаг сделан совершенно случайно. Автор изучал работы Личко и Ганнушкина по т. н. малой психиатрии, куда входили и акцентуации характера, и психопатии, и амальгамные (смешанные) типы. В процессе конспектирования изученного материала возникла небольшая эстетическая проблема. Как нарисовать визуально приятную табличку психопатий. Личко выделял одиннадцать психопатических типов – как ни выбирай размеры таблицы, будут пустые клетки. Сам советский психиатр предлагал кольцевую диаграмму (см. Приложение, рис. 15). Насколько ей удобно пользоваться – решать вам. Была поставлена скромная задача: найти наглядное и запоминающееся графическое представление психопатий.

Второй шаг был бы невозможен без лекций Игнатия Журавлева по патопсихологии. Лектор рассматривал различные расстройства восприятия и проблему их удобной группировки. Схожая задача! Для ее решения лектор выделил основные процессуальные характеристики восприятия реальности. Почему “процессуальные”? Потому что в современной психологии восприятие рассматривается как активный динамический процесс, а не пассивное (автоматическое) отражение реальности.

Итак, процесс восприятия характеризуется а) интенсивностью, б) категориальностью, в) дискретностью. Дискретность – это способность сознания вычерпнуть единицу информации из реальности за единицу времени. Категориальность – это способность сознания выстраивать сложные отношения между объектами, связывать и группировать объекты между собой. Среди категорий можно выделить временные (хронологические) отношения между объектами: одно событие произошло после другого, объект А появился в нашей жизни раньше объекта Б и т. д.

Вспоминаем определение психопатии. Психопат дезадаптивен, то есть воспринимает и реагирует на коммуникативную ситуацию строго в одной манере. Процессуальные характеристики его восприятия «заперты» в достаточно узком интервале. Возникла небольшая проблема: можно ли от восприятия вообще перейти к восприятию коммуникативной ситуации? Вопрос дискуссионный, и наверняка кто-то захочет провести жирную черту между объективной реальностью и человеческим общением. Было сделано первое допущение: допустим, что коммуникативная ситуация есть форма объективной реальности. В конце концов, мы живем в мире коммуникаций. И второе допущение: реакция на коммуникацию тождественна восприятию коммуникативной ситуации. То есть: как человек нас воспринимает и как он на нас реагирует – это одно и то же.

После недолгих рассуждений[22] удалось расположить психопатов на плоскости. По горизонтальной оси менялась дискретность восприятия: от непрерывной к “импульсивной”. По вертикальной оси менялись категориальные предпочтения: от “пространственных” (имеется в виду социальное пространство, застывшее во времени: окружение, иерархия, статус) к темпоральным. Третья характеристика – интенсивность – проявилась сама собой: чем дальше от начала координат, тем интенсивнее человек участвует в коммуникации.

Поставленная задача (построить удобное графическое представления для классификации Личко) была решена, но не более того. Модель не позволяла делать никаких прогнозов и не открывала доступ к дополнительным (например, психоаналитическим) интерпретациям. На месте отсутствующей двенадцатой психопатии по-прежнему зияла дыра.

Автор убрал большую диаграмму подальше, совершив два своих любимых когнитивных маневра: забыл и забил.

Третий шаг состоял в еще одной случайной находке автора. Оказалось, что обычный метроном можно на всю катушку использовать в психоанализе[23]. Америку, ясное дело, никто открывать не собирался – Вильгельм Вундт нащелкал метрономом на целую науку (экспериментальную психологию). Однако Вундт занимался вопросами сознания, а психоанализ лезет в бессознательное. Там-то, в туманных психических руинах, и был обнаружен новый комплекс – комплекс Хроноса. Последний включает в себя не только проблемные отношения со стихией времени (опоздания, бессонница), но и желание уничтожить плоды своего труда, и тягу к повторяющимся роковым ошибкам, и подавленную агрессию, и неприязнь к собственным детям.

Бесспорно, само словосочетание «Комплекс Хроноса» встречается в аналитической психологии, но это совершенно другое исследовательское направление, со своей спецификой, предметной областью, понятийным аппаратом и методологией. Постюнгианская трактовка комплекса Хроноса не годится для психоаналитических нужд.

Ключевая особенность хронотического комплекса – он формирует и рушится независимо от Эдипа. Дети, как правило, вообще мало задумываются о времени. В самый разгар Эдипальных конфликтов время остается за кадром и терпеливо ждет, чтобы потом отыграться, как следует.

Можно предположить, что Хронос приходит только после Эдипа, однако психоаналитическая практика показала обратное. Среди клиентов встречаются такие, у которых актуальны оба комплекса. Проработка хронотических сюжетов и метрономные техники избавили тех клиентов от ряда проблем, но на динамику бессознательных Эдипальных конфликтов это зачастую не влияло. И наоборот: битвы с ценными объектами крайне редко и неохотно велись на территории, подвластной Хроносу. В долгосрочной перспективе независимость нарушалась: решение одних проблем освобождало психические ресурсы для решения других.

Обнаружение, осмысление и теоретическая формализация нового ядерного[24] комплекса заставило автора вспомнить о большой диаграмме. Появилась возможность придать координатным осям новый (психоаналитический) смысл. Категориальность была заменена на темпоральность, дискретность – на иерархичность ценных объектов. Интенсивность из чисто количественного параметра превратилась в дополнительную характеристику: интроверсию (или ее отсутствие).

Четвертый шаг сводился к ряду небольших поправок в классификации Личко. Так, на свое законное место была возвращена параноидная психопатия (которую советский психиатр не рассматривал). Психастеник и неврастеник (астено-невротический тип) были объединены в уже полюбившегося вам астеноида. Неустойчивый тип у Личко имел достаточно обобщенный характер, поэтому получил свою дозу конкретики и закономерно стал аддиктоидом. Рефлексоид явился ответом сразу на два вопроса: 1) может ли эпилептоид быть интровертом, 2) можно ли считать вечное возвращение в прошлое устойчивой чертой характера. С виктимом все понятно – это вызов современности, на который нам всем скоро предстоит решительно ответить.

После четвертого шага автор наконец-то получил диаграмму, которую вы уже хорошо изучили (см. Приложение, рис. 16).