Она надеялась, что да, ведь так и тете Каро легче за ним ухаживать, и ему гораздо лучше.

Но Кэролайн вздохнула и покачала головой.

– Нет, конечно. Он такой упрямый, Сэм! Он остался в своем домике. И теперь мне приходится прокрадываться к нему по ночам.

– Но это нелепо! Неужели нельзя положить его в комнату для гостей? Черт побери, он же почти тридцать лет служит у вас управляющим! Неужели его присутствие в вашем доме может кого-нибудь шокировать?

– Он так считает, а я не хочу его расстраивать, поэтому пусть будет так, как он хочет.

– Ох уж эти мне мужчины! – сердито фыркнула Сэм.

Кэролайн рассмеялась.

– Я с тобой полностью согласна.

– Ладно, передавайте ему от меня привет. Пусть не волнуется, а я позвоню через пару дней, чтобы узнать, как он. – И прежде чем повесить трубку, Саманта сказала: – Я люблю вас, тетя Каро.

– Я тебя тоже люблю, дорогая Сэм.

Теперь их, кроме всего прочего, связывала общая тайна: они обе любили ковбоев и обе пострадали от глупых правил этикета, соблюдавшегося во взаимоотношениях хозяев ранчо и их работников. После того как Кэролайн чуть не потеряла своего любимого Билла, она смогла наконец постичь всю глубину страданий Саманты.

За десять дней Сэм успела слетать на средний запад, на юго-запад и вернуться на север страны. И только настойчивые уверения Кэролайн, что Билл чувствует себя гораздо лучше, удержали ее от поездки в Калифорнию. Приезжая куда-то, Саманта брала напрокат машину, ночевала в маленьких мотелях, проезжала за день сотни миль и вела переговоры с хозяевами ранчо, со всеми подряд. А еще – уже в личных целях – опрашивала ковбоев, работавших на этих ранчо. Что касается задач рекламного агентства «Крейн, Харпер и Лауб», через десять дней они были выполнены: Саманта выбрала четыре великолепных ранчо, каждое из которых было совершенно не похоже на другие, но при этом все располагались в очень живописной местности. На таком фоне можно было снять сногсшибательный рекламный ролик! Однако в своих личных делах Сэм неизменно терпела неудачу. Поэтому, когда она возвращалась в Нью-Йорк, к чувству торжества и гордости за отлично выполненную работу примешивалось и горькое сожаление из-за того, что она не смогла найти Тейта. Сэм каждый вечер звонила из гостиниц, где она останавливалась, Кэролайн: справлялась о здоровье Билла, а потом принималась рассказывать, с кем она переговорила за день, что ей сказали… и опять терялась в догадках, не зная, что же все-таки случилось с Тейтом, куда он уехал, в каком направлении. За три месяца после его исчезновения она успела поговорить со столькими людьми, что наверняка, если бы кто-то его обнаружил: мельком увидел, пообщался или нанял на работу – ей сообщили бы. На всех ранчо Саманта оставляла свою визитную карточку, и, конечно, это хоть где-то аукнулось бы. Может быть, Тейт решил по пути навестить родственников? Однако Кэролайн упорно твердила, что он может оказаться где угодно, на любом ранчо, и вполне вероятно, Сэм вообще его никогда больше не встретит. Кэролайн считала, Саманте нужно посмотреть фактам в лицо. Для ее же собственного блага!

– Нет, я никогда не сдамся! – упрямо пробормотала Сэм в предыдущем вечернем разговоре.

– Хорошо, но ты не можешь ждать его всю оставшуюся жизнь!

Сэм подумала: «А почему?»

Но вслух говорить этого не стала, и беседа перешла в другое русло, вновь вернувшись к здоровью Билла. Кэролайн уверяла, что он чувствует себя значительно лучше, однако пока еще слаб.

Когда самолет приземлился в Нью-Йорке, Сэм опять вспомнила про Билла и, разумеется, про Тейта. Она прекрасно понимала, что в ближайший месяц будет думать о нем ежедневно, ежеминутно, поскольку ей придется выбирать актера на роль ковбоя в рекламном фильме. С заказчиком уже договорились, что ковбоев должно быть не четверо, а один. Этот мужчина будет олицетворять собой силу, мужественность, добродушие, искренность и обаяние, присущие мужчинам Америки. Сэм мечтала о том, чтобы найти человека, похожего на Тейта, на него – и ни на кого другого.

Несколько недель подряд, на собеседовании с актерами, которых ей присылали крупнейшие агентства фото– и киномоделей, она всех сравнивала с Тейтом. Ей хотелось найти высокого, широкоплечего мужчину лет сорока с низким приятным голосом, доброго, с красивыми глазами и сильными руками… такого, чтобы умел хорошо держаться в седле… Короче говоря, на самом деле ей нужен был именно Тейт. Казалось, всякий раз, когда секретарша объявляла о приходе очередной группы актеров, Сэм надеялась увидеть Тейта. Однако вместо него видела ослепительных блондинов с широкими плечами, высоких темноволосых красавцев, бывших футбольных игроков и даже одного бывшего хоккейного вратаря, мужчин, чьи лица прорезали морщины, мужчин с глубоко посаженными глазами и волевыми подбородками… но большинство из них были какими-то манекенами, у некоторых Саманте не нравился голос, других она находила чересчур смазливыми, один вообще больше походил на балетного танцора, а не на ковбоя. В конце концов в результате четырехнедельных поисков Сэм, слава богу, подобрала кандидата на роль. До съемок оставалось две недели: они были назначены на пятнадцатое июля.

Человек, отобранный на роль, оказался англичанином, однако его американское произношение было настолько безупречным, что никто никогда не догадался бы, откуда он родом. Он четыре года проработал в шекспировском театре в Стратфорде-на-Эйвоне, а теперь уже два года жил в Нью-Йорке и снимался в рекламных фильмах, устав от слишком серьезных ролей, за которые платили слишком маленькие деньги. В Нью-Йорке этот человек рекламировал безалгокольные напитки, мужское нижнее белье и различные инструменты; американские фирмы платили ему за это приличные гонорары. Плечи у него были шириной во всю комнату, лицо красивое, но не слишком слащавое, глаза синие, волосы темно-каштановые с рыжеватым отливом. Он идеально подходил на роль, любой американский мужчина захотел бы отождествить себя с ним, а жены американцев принялись бы мечтать о разрекламированных машинах, подспудно надеясь увидеть за рулем ковбоя из этого фильма. Именно такой человек им был нужен… правда, существовал один минус – новый американский киногерой явно был «голубым», о чем позабавленная Саманта не преминула сообщить Чарли.

– Он что, похож на «голубого»? – встревожился тот.

– Нет, конечно! Он же актер. Нет, он выглядит великолепно.

– Ты смотри не влюбись в него!

– Хорошо, постараюсь.

Однако, по правде сказать, актер ей нравился.

Его звали Генри Джонс-Адамс, и если со всем прочим дело обстояло проблематично, то путешествовать в его обществе было сплошным удовольствием. Генри был очень начитан, чертовски вежлив, культурен и, похоже, вдобавок обладал прекрасным чувством юмора. Снимая предыдущие фильмы, Саманта была вынуждена терпеть эгоцентриков, не замечавших никого вокруг и не признававших никакой дисциплины, и теперь вздохнула с огромным облегчением.

– Ты тоже поедешь с нами, Чарли?