На этом седьмом подвиге Путин споткнулся, хотя за ним следовали еще непочатые пять, о которых без совершения седьмого и говорить бессмысленно. Довести шесть первых шагов до логического конца, до точки необратимости Путин не смог, не сумел или… не захотел?

Здесь самое важное необратимость: Путин ушел со своего поста, передав все преемнику, но не совершив, может, главного — все, что он сделал, теоретически в любой момент могло быть отменено и обращено вспять. Поэтому преемник и представлял для нас некую угрозу. Не доведя начатое до конца в ходе своего правления, Путин поставил под вопрос значение того, что он сделал. Обладая колоссальным кредитом доверия и огромными возможностями, помноженными на благоприятную в целом международную конъюнктуру и сказочные экономически условия, Путин сдал президентские дела в подвешенном состоянии страны. Мы оказались предоставлены на милость преемника, и снова у нас не оказалось никаких инструментов, чтобы призвать его к ответственности. «План Путина», курс Путина, и в еще большей степени «суверенная демократия», вещи настолько запутанные, противоречивые и невнятные, что под ними любой может понимать все что угодно. Они сводятся к набору банальных клише — «все будет хорошо», don't worry, be happy. Политическая история России показывает, что в рамках одной и той же династии, одной и той же идеологии разные политические деятели — будь то цари, генеральные секретари или президенты — проводили совершенно разный курс, а столь общие вещи, как трюизмы «плана Путина» и нечленораздельное бульканье «Единой России», можно интерпретировать вообще как угодно. Следовательно, настоящее испытание Путина и момент истины для него только наступают. И именно сейчас логично поставить вопрос о его дальнейшей поддержке, выработке ответственного и продуманного отношения к нему, наброске плана на будущее.

Первая путинская восьмилетка завершилась тем, что взаимные обязательства всеми сторонами были выполнены. Какую страну оставил Путин преемнику, сдавая вахту? При Ельцине Россия стремительно катилась в бездну. Одни ее туда толкали, другие упивались скольжением, третьи в ужасе и отчаянии вещали о конце света и оплакивали прошлое. Путин ценой колоссальных усилий задержал падение. Россия остановилась в самый последний момент. И… застыла на краю. На этом краю Путин и оставил ее. Она уже не скользила, но еще и не встала на реальный путь возрождения. Время застыло. Путин, видимо, думал, что эта остановка времени («стабильность») будет длиться вечно, но так не бывает, это просто пауза. И то, в каком направлении Россия сделает следующий шаг — к пропасти или от нее, — не предопределено… Вопрос до сих пор открыт. Теоретически мы все еще так близко к бездне, что можем скатиться туда по чистой случайности — просто сделав одно неуклюжее движение. В чем выражается хрупкость ситуации? Перечислим по пунктам.

Российская власть остается неконсолидированной, не имеет никакой общей национальной стратегии (кроме пустых заклинаний), не объединена никакой государственной или национальной идеей (все попытки выработать идеологию при Путине обернулись либо фиаско, либо блефом). Стратегии нет, потому что нет идеологии и общей политической философии. Политическая элита живет одним днем и клановыми интересами. Более того, при Путине власть так и не осознала необходимости стимуляции полноценного развития национального исторически ответственного мышления. Философские поиски и разработки заменили случайными симулякрами и политтехнологическими анекдотами. Власть считает, видимо, систематическое и упорядоченное мышление то ли «блажью» и «вздором», то ли «непозволительной роскошью», «на которую нет времени». Но это отговорка всех ограниченных и непорядочных (даже в отношении самих себя людей) — «у меня нет времени мыслить». «Нет времени мыслить»? — Значит, вы — животное, извините, конечно… Те тоже все время чем-то заняты, то виляют хвостом, то рыщут в поисках пропитания, то куда-то летят, сами не зная куда…

На фоне отсутствия внятной политической философии коррупция приобретает значение неформального норматива. Теперь уже не торгуют государственными интересами с внешними силами (это Путин перекрыл), государство делят внутри, «по-патриотически», «патриот» с «патриотом». Вакантное место национальной идеи заняла конкретная практика коррупции. В конце концов национальной идеей стала воровская идея.

При этом в России до сих пор нет экономики. Экономический рост есть, а экономики нет. Путин, по сути, национализировал монопольные инструменты продажи природных ресурсов, которые были в руках олигархов. Это плюс. Но полученные средства не были вложены по-настоящему в создание модернизированной конкурентоспособной экономики. Промышленность как была разрушена в 90-е, так и не поднялась. Чуть лучше обстоит дело в Оборонно-промышленном комплексе, но и здесь сплошь и рядом патриотический пиар прикрывает собой хроническое недофинансирование разработок в прорывных технологиях. Вообще говоря, не может существовать экономического развития только в одной отдельно взятой отрасли — оборонной, без развития высоких технологий в общей структуре промышленности, реальных успехов только в военной сфере достичь невозможно.

Путин много раз говорил о необходимости наукоградов и центров развития новых технологий, но ничего конкретного, кроме пошива Юдашкиным гламурной военной формы на основе наночастиц, в которой солдаты заболевают пневмонией целыми частями, сделано не было. Даже «Сколково», с которым четыре года носился Медведев, так толком и не начали строить, с опережением, однако, освоив бюджеты.

С патриотической точки зрения, приверженность Путина либеральной экономической теории всегда была его существенным минусом. Все восемь лет экономический блок правительства возглавляли ультралибералы Греф, Кудрин, сейчас Набиуллина. Либерализм есть антитеза социальной ориентации, и поэтому для удовлетворения социальных ожиданий были придуманы «национальные проекты», задуманные как пиар-сопровождение преемника. «Национальные проекты» полезны, результаты их реализации весьма спорны, но никакой внятной социальной стратегии — кроме популистских лозунгов и отдельных полезных, но несистематических шагов — нет. Взять хотя бы монетизацию льгот или Зурабова, который после отставки, о которой восемь лет слезно молила вся страна, был все же назначен «советником президента» и послан на Украину.

Отсутствие национальной идеологии и расцвет коррупции автоматически порождают раскол элит на враждующие кланы. Эти кланы — в отличие от ельцинского периода — ведут между собой олигархические войны за те или иные лакомые куски собственности — без использования политических и медийных ресурсов (парламент и СМИ жестко контролирует Кремль), но в остальном эти противоречия ничуть не сгладились. Несколько сменился состав игроков — кто-то был вытеснен, кто-то устранен. Появились новые силовые «патриотические» полуолигархи, но многие остались и с ельцинских времен. И они по-прежнему бьются друг с другом не на жизнь, а на смерть за шкурные интересы.