В таком случае Путину надо начать проявлять качества, которые он проявлял лишь в самом начале своего первого президентского срока, когда он выиграл войну, трудную, тяжелую, не только с чеченским сепаратизмом, но и с внутренней олигархией, с либералами, с агентами влияния Запада. Эту войну он выиграл, предотвратив распад страны. Тогда он действовал решительно и последовательно, но после этого он замер и до сих пор пребывал в каком-то анабиозе, перепоручив все основные вопросы очень сомнительному окружению. Если сейчас он хочет оставить свой след в истории, то ему придется действовать решительно. Он показал, что он может так действовать — в начале президентского срока, и, как ни странно, что он не любит этого делать — во всем остальном периоде. Сейчас наступает критический момент, когда хочет не хочет, а придется.

Конечно, Евразийский союз — это не вариант возрождения СССР, потому что СССР создавался по другой идеологической модели. Но, с геополитической точки зрения, это вариант возрождения СССР. Точно так же, СССР — это продолжение царской империи, хотя любой коммунист скажет, что это нечто радикально иное. Есть разный уровень. На идеологическом уровне это не тождественные вещи, и Путин совершенно правильно и искренне говорит об этом, а с геополитической точки зрения это близкие вещи. Вопрос лишь в том, с какой стороны на это взглянуть.

Для реализации идеи Евразийского союза необходимо пересмотреть всю существующую международную систему, потому что Союз возможен только в рамках Теории Многополярного Мира, и начинать надо с нее, а не с технических шагов экономической интеграции. На примере кризиса Евросоюза мы видим, что экономики для прочной интеграции недостаточно. Если нет общего политического проекта, нет внятной геополитики, ничего надежного создать невозможно. И при строительстве Евразийского союза это надо учитывать.

Само по себе создание зоны свободной торговли — это очень важный ход на пути создания Таможенного союза на уровне СНГ. Хотя это и разные вещи, но само по себе заключение такого договора — очень существенный шаг в сторону интеграции постсоветского пространства. Я думаю, что стремительность, с которой подписан этот документ, свидетельствует о том, что данной теме на сегодняшний момент уделяется существенное внимание со стороны российской власти.

Евразийство — это политическая философия, которая не может быть однозначно квалифицирована ни как правая, православно-монархическая, ни как левая, коммунистическая, социалистическая, ни тем более как либеральная. Это нечто оригинальное, выстроенное и выстраданное в течение всего ХХ века. За плечами евразийства — столетие. Тем самым у этой политической философии есть историческое прошлое, есть компендиум текстов, что очень важно для любой доктрины, и есть евразийский анализ разных исторических этапов. Начиная с Первой мировой войны — работы Савицкого, Трубецкого и вплоть до 60-х — 70-х — работы Гумилева. В 80-е подключаемся мы, продолжаем эту линию. И анализируем с позиции евразийства события, которые разворачиваются последние 25 лет. Евразийство — столетняя, устоявшаяся политическая философия. Она не просто была сформирована и брошена, а именно жила. Соответственно, именно в таком качестве она и существует в современной России — это компендиум политической философии, которая базируется на трех принципиальных аспектах.

Первое. Если говорить о внешней политике, то здесь решающую роль должен играть тезис о многополярном мире. Я сейчас преподаю социологию международных отношений на социологическом факультете МГУ и обнаружил, к своему удивлению, что теории многополярности просто не существует, несмотря на то, что ее разработало и развило евразийство. Когда я студентам задаю что-то сказать о теории многополярности, то обращаюсь к двум пассажам из статей Лаврова, к мюнхенской речи Путина и к материалам по евразийству. Три предложения у Лаврова, два абзаца у Путина, и три тома евразийских текстов. И все! А когда мы обращаемся к иностранным источникам, есть только критика этого либо неверное толкование многополярности — Вестфальская система международных отношений, основанная на приоритете государств-наций и ничего общего с современными условиями не имеющая. Так вот, евразийство — это теория многополярного мира, а не просто пожелание многополярности.

Второе. Вытекающий из этой многополярности императив интеграции постсоветского пространства. Можно сказать, исторически — это восстановление Российской империи и СССР на принципиально новых основаниях. Как Российская империя была отлична от СССР, точно так же Евразийский союз отличен и от СССР, и от Российской империи. Другая идейная база, другие механизмы, другие акторы, другие модели интеграции. В одном случае колонизация, в другом — социалистическая революция, в нашем случае добровольная специфическая модель интеграции по типу Евросоюза. По той модели, что обозначил Нурсултан Назарбаев еще в 1994 году. Но эта теория интеграции постсоветского пространства существует. И это второй аспект евразийской политической философии.

И третий аспект — социально-политическое устройство России. Евразийство предлагает совершенно однозначный ответ. Он заключается в том, что для нас не приемлемо создание государства-нации, то есть нивелировка всех этнических культур, которые существуют на территории России. Не приемлема модель гражданского общества, основанного на принципе индивидуальной идентичности, на котором основан Евросоюз. И не приемлема модель этнического сепаратизма, когда этносы претендуют на политическую независимость. Из этого складывается политический евразийский проект для самой Российской Федерации. Единое стратегическое управление и полифония этнических культур. И отказ внутри РФ от каких бы то ни было атрибутов политической независимости — суверенитета и даже статуса национальных республик. Рамзан Кадыров абсолютно правильно отказался от политической должности президента, назвав свой пост «глава Чеченской Республики». Это должно стать повсеместным явлением.

И следующий необходимый шаг — упразднение статуса национальных республик. При этом евразийство абсолютно не хочет умалить в правах: этнических, религиозных, культурных ни одну из общностей, живущих на территории РФ. За это нас упрекают и националисты, и либералы. Но мы — сторонники того, чтобы была «цветущая сложность» Константина Леонтьева.

Конституция Российской Федерации была скопирована с европейских аналогов и не адаптирована к нашим условиям. В ней содержится множество взаимоисключающих тезисов. Там, например, говорится, что субъектами Федерации являются независимые государства. И тут же, что единственным суверенитетом обладает Российская Федерация. Эта Конституция может толковаться как угодно: в евразийском ключе, в националистическом, в либерально-сепаратистском. На этой Конституции были построены в значительной степени конфликты 90-х годов, кровавые войны. И сама по себе эта Конституция требует не переписывания, но толкования. Чем успешно занимается Путин. Он перешел от государственности субъектов Федерации через назначение глав субъектов Федерации к очевидному сокращению этой самой государственности.

Таким образом, мы создадим возможность и для сохранения территориальной целостности, и для возможной интеграции постсоветского пространства, одновременно не ущемим в правах коренные народы. У русских при этом вообще нет своего субъекта Федерации, и не надо. Мы являемся государствообразующим ядром. Русские могут говорить на своем языке где хотят, и все остальные наши граждане, русские и нерусские, должны знать русский язык.