просто жуть как не терпелось ее своим профессионализмом огорошить. Чтобы она в другой раз нос свой не задирала. — Это не она, понимаешь! Не она!

— Кто не она? — поморщилась Марго. — Говори ясней!

— Утопленница! — выпалила я. — Утопленница — не Лиза!

Кастрюля выпала из рук Марго и так грюкнулась об пол, что соседи немедленно ответили нам канонадой.

* * *

— Джинсы! У нее другие джинсы были! — втолковывала я Марго, страшно волнуясь. — У той, что в морге «левис», а у Лизы — «ли»!

— Да? — кажется, Марго не очень-то моей наблюдательности доверяла. — А чего, ты это только сейчас поняла?

— Да я бы и сейчас не поняла, если б не Ян с Туськой! — у меня все поджилки тряслись от возбуждения. — Вернее, если б не их рисунки. А они, ты вспомни, Лизу в тот день, когда она пропала, с натуры малевали. В том числе и ее джинсы. Вот, посмотри! — Сунула я ей один из Лизиных «портретов» работы наших малолетних художников.

— Да, действительно, — растерянно произнесла Марго, поднеся рисунок к самым глазам. — Надо ж, как они латинские буквы хорошо изобразили! Хотя, с другой стороны, их же всего три. Причем, одна из них повторяется дважды и по написанию совпадает с кириллицей. Гм-гм, а если они все-таки что-нибудь перепутали? Все-таки они еще дети…

— Да в том-то и дело, что дети! И как раз поэтому обратили внимание на то, что нам с тобой в глаза не бросилось, — а вы как думали, может, я конечно, в чистке кастрюль и не слишком преуспела, но мыслительный процесс и у меня иногда происходит! — А что касается, перепутали они чего или нет, то эти самые три буквы есть на всех рисунках. II даже на этом, ну триптихе, короче!

Но Марго это Марго. Вот в Лизе, в той, она ни одной минуты не сомневалась, зато мой мыслительный процесс унизительной перепроверке подвергла. А именно, не поленилась сбегать в детскую, чтобы сличить многочисленные Лизины портреты с «триптихом». Чем вызвала необычайный прилив энтузиазма у юных дарований, которые спешно кинулись улучшать качество настенного шедевра, бесцеремонно отпихивая друг дружку локтями. Без какой-либо реакции на эти ужимки и прыжки со стороны погрузившейся в глубочайшую задумчивость Марго.

Я тоже, как ни старалась, не смогла вывести ее из оцепенения. Ибо сколько я ни дергала за рукав ее халата, периодически вопрошая: «Ну что, убедилась?», она меня и косым взглядом не удостоила.

В конце концов, мне это надоело, и я оставила ее в покое. Пусть пялится, если ей так хочется. Только вряд ли ей удастся высмотреть нечто, способное поколебать мою уверенность в том, что из Беглянки вовсе не Лизу выловили. А вот кого, это вопрос! И где сейчас Лиза — тоже.

Гм-гм… А вдруг она и впрямь воссоединилась с Орестом, пардон, Денисом, как в перелицованной на бразильский манер русской классике? А что, это было бы здорово! Вот только не вздумайте мне смеяться! Знаю я вас, вам бы все хиханьки да хаханьки, а душа и у Любы Воробьевой имеется. А потому, хоть убейте, а я буду стоять на такой точке зрения, что рано или поздно каждая Лиза должна обрести долгожданное женское счастье со своим Орестом!

Да, да и еще раз да! И не спорьте, и не зубоскальте! Я закрою глаза и вижу, как, взявшись за руки, они удаляются в дубравы… Хотя сейчас, конечно, не сезон и в дубравах прохладно… А в «Мерседесе», к сожалению, уже не так романтично. Да и классика какая-то с издержками получается… Нет, а Марго-то, Марго, скажет она уже хоть что-нибудь! А то я буквально вся извелась.

— Марго, Марго, — позвала я ее снова, и эта моя новая попытка вывести ее из ступора оказалась более удачной.

— А?.. — отозвалась она рассеянно, не отрываясь от «триптиха».

— Ну что, ты убедилась или нет?

— А ты… Я хочу сказать, как получилось, что тут, ну дома ты не обратила внимания на Лизины джинсы, а в морге обратила? — можно было подумать, что чудесное Лизино воскрешение из мертвых Марго совершенно не радовало.

— Да потому что дома это дома, а в морге это в морге! — мне просто осточертело ей такие элементарные вещи объяснять! — И вообще, как-то я тебя не пойму. Тебя что, мертвая Лиза больше, чем живая устраивает?

А Марго еще за это на меня и же обрушилась:

— Ты хоть иногда думай, что говоришь, ладно? Ведь прекрасно знаешь, что я никому и никогда смерти не желала. Особенно Лизе!

— Тогда чего ты все время придираешься? — вчинила я ей встречный иск. — Я тебе толкую, что на утопленнице были другие джинсы, а ты мне не веришь! Как будто я специально все придумала! А зачем мне это, спрашивается?

— Да, тебе-то это, пожалуй, ни к чему, — вынужденно признала Марго. — Но кому-то…

— Это ты про что? — естественно, навострила я ушки.

— Это я про тот звонок в милицию. С сообщением о том, что утопленница Лиза, — не стала темнить Марго, хотя и могла бы. — Получается, что неизвестный доброжелатель намеренно наших пинкертонов в заблуждение ввел. А вот с какой целью?

— Ну мало ли, в конце концов, не разглядел в темноте, как следует, — брякнула я и чуть язык себе не откусила. — Так… А если он и есть убийца, то получается, по ошибке не того утопил? Вернее, не ту?

Не знаю, не знаю, — пробормотала Марго. И потом, нельзя сбрасывать со счетов и такую вероятность, что Лиза могла и переодеться. Ну, а что касается странного звонка в милицию, то мне все-таки кажется, что убийца — последний, кто стал бы это делать. Если у него, конечно, совсем крышу не снесло. Потому что какой ему во всем этом может быть интерес? Ведь понятно же, что выяснение личности жертвы — первый шаг к поимке преступника. Так что тут нечто другое. И оно мне не очень нравится. Поскольку, если рассуждать логически, то вся эта путаница более всех лишь одному человеку выгодна.

— Кому? — заранее подстраховала я нижнюю челюсть, а то мало ли…

— Да в том-то и дело, что Лизе! — у Марго сделалось мученическое выражение лица.

— Так что же тогда?.. — у меня чуть глаза не вывалились, а ведь, казалось бы, я заранее к разного рода сенсациям подготовилась. — Нет, ты мне, пожалуйста, как-нибудь растолкуй, какая она, — взмолилась я: — Хорошая или плохая? Бедная или богатая? А то голова уже пухнет!

Что, злорадствуете? А сами попробовали бы себя на мое место поставить. Я ж ведь