Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я качнула головой. Никого из моих ровесников я здесь пока не видела. «Интересно, — промелькнула у меня мысль, — Лайла такая же милая, как ее мать?»
— Лайла! — крикнула Джамиля в глубину дома. — Лайла-джан, ты занята?
— Я переодеваю Зарлашт, она испачкалась.
— Иди сюда на минутку, джаным.[39] Кое-кто хочет познакомиться с тобой.
Я услышала легкие шаги. Девочка, появившаяся на пороге, действительно была моего возраста, может быть, на пару лет моложе, но благодаря годовалой сестре, которая сидела у нее на руках, девочка выглядела старше. Глядя на Лайлу с младенцем на руках, я вспомнила Шахлу и нашу младшую сестру — малышка Ситара проводила с Шахлой едва ли не больше времени, чем с мамой-джан.
— Это Рахима-джан, — сказала Джамиля, беря из рук дочери младенца. — Помнишь никах, о котором мы недавно слышали? Рахима — жена твоего отца.
Лайла вскинула брови:
— Ты?!
Я стояла потупив глаза, не в силах подтвердить свой статус жены, который невыносимым грузом давил мне на плечи.
— Да, — пришла мне на помощь Джамиля, — так что теперь вы будете иногда видеться.
— А почему у тебя такие короткие волосы? — задала новый вопрос Лайла. — Как у мальчика.
Чувствуя, что краснею, я отвернулась. Насколько откровенной мне следует быть? Возможно, не стоит всем рассказывать, что я была бача-пош?
— Ну… такую прическу я носила, когда ходила в школу, — пролепетала я, надеясь, что мое неуклюжее объяснение окажется достаточным.
Однако оно лишь подстегнуло любопытство Лайлы.
— В школу?! — воскликнула она. — Ты ходила в школу? О, мама-джан, Рахима выглядит как наш Кайхан, правда?
— Ты была бача-пош, верно? — спросила Джамиля. — Я слышала, Гулалай-биби говорила об этом. Лайла никогда не видела бача-пош, а вот моя двоюродная сестра была бача-пош лет до десяти, потом ее снова переодели в девочку.
— А кто это — бача-пош? — спросила Лайла.
— Лайла-джан, дорогая, я потом тебе объясню.
Лайла приветливо улыбнулась. Мне же трудно было даже смотреть на нее: тоска по сестрам с новой силой обожгла мне сердце.
Неожиданно за спиной Джамили послышался тяжелый топот. Кто-то бежал по коридору. Она отступила в сторону и обернулась.
— Кайхан, Хашмат, прекратите носиться, того и гляди дом развалится от вашей беготни! Это мой сын. А Хашмат — сын Бадрии.
Я бросила взгляд на Хашмата и похолодела. Он же переводил взгляд с меня на Джамилю и обратно.
— Кто это? — сильно шепелявя, спросил он.
Увидев сына Бадрии, я поняла, что мы с ним встречались раньше, услышав же его голос, вспомнила, что не раз слышала вопли Хашмата, когда мы играли в футбол, отправляясь с друзьями после школы в соседний квартал. Я с трудом проглотила застрявший в горле ком. Интересно, он тоже узнал меня?
— Это Рахима, жена твоего отца, — сказала Джамиля.
Я уставилась в землю. У Джамили был озадаченный вид: учитывая ту хамоватую развязность, с которой я вела себя вначале, напавшая на меня внезапная робость выглядела несколько странной.
— Ах да, я слышал о тебе, — начал Хашмат и вдруг, прищурив глаза, уставился мне прямо в лицо. — Эй, погоди-ка, а ты, случайно, не друг Абдуллы?
Я не знала, что ответить, понимая, насколько дико все это выглядит со стороны. Называть девочку моего возраста «другом Абдуллы» — нелепость. Я заметила вытянувшееся от удивления лицо Лайлы. Она бросила беспомощный взгляд на Джамилю.
— Сейчас это не имеет значения, — быстро сообразив, в чем дело, пришла мне на помощь Джамиля. — Рахима — жена твоего отца, и ты должен относиться к ней с уважением. Все, хватит болтать глупости! — слегка повысив голос, добавила она.
Но Хашмат не унимался:
— Жена? Да ты посмотри на себя! У тебя волосы стриженые, и вообще — ты носилась по улицам с Абдуллой и его шайкой. Неудивительно, что вы не могли забить ни одного гола!
Я вспомнила, как Хашмат прокладывал себе дорогу к мячу, отталкивая всех, кто попадался ему на пути, и как пальцы мальчишки с грязными обломанными ногтями впивались в одежду любому, кто пытался опередить его. Хашмата никто не любил и все боялись, ребята дружили с ним только потому, что быть врагом сына Абдула Халика слишком опасно — незатейливая истина, которую они узнали от родителей.
— Хашмат! — прикрикнула на него Джамиля. — Прекрати немедленно!
— А может, Абдулла тоже девчонка? — шепелявя больше обычного и брызгая слюной, расхохотался Хашмат. — Может, вся ваша команда — одни девчонки?!
Позже мне в голову пришло множество остроумных и метких слов, которые я могла бы сказать Хашмату. Но в тот момент я просто не выдержала и, развернувшись, бросилась прочь. Я бежала через двор, все еще сжимая под мышкой пыльный половик, который мать Хашмата велела мне вычистить. От стоявших в глазах слез я едва могла разобрать дорогу. Мне хотелось, чтобы Хашмат исчез, чтобы не существовало на свете мальчика, который знал бы меня такой, какой я была прежде и какой хотела бы оставаться. Знал бы меня мальчишкой, таким же свободным, как и он сам. Я знала, что отныне сын Бадрии всегда будет дразнить меня и всегда будет видеть во мне девочку, которая раньше была мальчиком.
К тому моменту, когда я ворвалась в свою комнату и, хлопнув дверью, рухнула на тюфяк, я уже начала гадать, сообщит ли он Абдулле, что видел меня. Я представила, что именно и как он может сказать, и сердце у меня в груди оборвалось. Я не хотела, чтобы Абдулла думал обо мне как о девочке, о жене Абдула Халика и мачехе Хашмата.
Зарывшись лицом в подушку, я накрыла голову руками и горько зарыдала.
Глава 26
РАХИМА
Невозможность повидаться с Парвин сводила меня с ума. Месяц шел за месяцем — и ни малейшего намека на то, что мне позволят увидеться с сестрой. Иногда мне удавалось прокрасться к стене, разделявшей наш двор и двор Абдула Хайдара, мужа Парвин. Прижимая к этой стене ухо, я надеялась услышать голос Парвин или хотя бы случайное упоминание ее имени в разговорах людей во дворе. Но я не могла оставаться там долго, не рискуя вызвать гнев свекрови: старуха словно специально следила за тем, чтобы я ни секунды не сидела без дела. Гулалай-биби даже перестала использовать внуков в качестве подпорки и обзавелась клюкой