Хариф и в самом деле знал много всяческих историй – комических и кровавых, непристойных и нравоучительных. На привалах его слушали с удовольствием. Ехал он поначалу на одной лошади с Лаши, но потом его пересадили на кобылу посмирнее из запасных, и кто-нибудь из стражей на марше держал ее поводья. На счастье, во время этого перехода они не встретили противника.

Так они добрались до колодца, где скрещивались пути, где всегда можно было найти караванщиков, паломников и пастухов. Такие стоянки нередко также подвергались нападениям. Говорят, в Хатрале, Дебене и Фейяте колодцы и оазисы были священны, возле них нельзя было проливать кровь. Но здесь был Нир, страна чужаков, где соблюдать правила необязательно. Поэтому людей Паучихи встретили здесь с радостью, как защитников, хотя ясно было, что с ними придется делиться провиантом, а может, и чем еще. Нирцы в большинстве своем люди были практичные, и бескорыстная помощь вызывала у них подозрение. Пограничные стражи в этом отношении были безупречны: от платы – во всех видах – никогда не отказывались.

Они встали лагерем, решив пробыть здесь, по меньшей мере, двое суток, и провести разведку. Дарда даже поставила шатер, чего на марше не делала. Потом пошли, как всегда, обычные дела, разговоры с караванщиками, проверка стражи.

Она подошла к костру, когда Хариф рассказывал очередную историю, и дослушала ее до конца, встреченного всеобщим одобрением. Потом слушатели понемногу стали расходиться, а кое кто привычно улегся спать прямо у костра.

– Ты ничего не сказала о моей истории, Дарда, – сказал Хариф. – Она тебе не понравилась?

– Хорошая история. Если не считать того, что за храмом Мелиты в Каафе нет никакой рощи. (Она чуть не сказала, что роща есть за храмом Псоглавца, но удержалась).

– Думаешь, другие этого не знают?

– Знают. Но они слишком увлеклись рассказом. Ладно, ты хотел попасть в Кааф. Если подождешь здесь день-другой, какой-нибудь караван тебя возьмет.

– Ошибаешься. Я хотел не попасть в Кааф, а остаться с вами до конца этого рейда.

Дарда промолчала. Она по-прежнему считала, что Хариф может помешать продвижению отряда, но понимала также, что если оставит слепого на стоянке против его воли, это вызовет неудовольствие ее подчиненных.

– Тебе не терпится от меня избавиться, – сказал слепой. – Настолько я тебя раздражаю?

– Вовсе нет, – проворчала Дарда. Ей не нравилось, что слепой угадывает ход ее мыслей. – Мы с тобой, можно сказать, пара – оба ходим с посохами…

– Ты – с посохом? Почему?

Вид у него стал растерянный. Посох Дарды для окружающих давно стал неотъемлемой частью ее самой, но никто не удосужился Харифу о нем рассказать.

– Разве ты не предсказал тому хатральцу, что он умрет не от меча? Так оно и было. Посох – мое оружие. А оставить тебя на стоянке или отправить с караваном я хочу ради твоей же пользы. Мы постоянно сражаемся, Хариф. И может статься так, мы не сумеем тебя защитить.

– Со мной ничего не случится.

– Откуда такая уверенность?

– Разве не ясно? Я не могу видеть того, что и все. Но мне зримо то, что другим не видно. Если бы мне вместе с вами угрожала смерть, я бы это увидел. – После непродолжительного молчания он спросил: – А ты? Ты не желаешь узнать, что ждет тебя впереди?

– Нет.

– Странно. Обычно люди жаждут узнать свое будущее.

– Предпочитаю творить его сама.

– Разве будущее не в руках богов?

– Конечно. Но боги помогают тем, кто сам себе помогает.

– Иногда мне тоже так кажется… Но нередко я убеждаюсь в обратном. Кто мы – игрушки жестоких богов, которые они швыряют друг другу для забавы, или их потерянные дети? И если верно последнее, то где и когда мы свернули не на том повороте, сбились на боковую дорогу, приняв ее за главную – потому что она была проторенной?

Дарда нахмурилась. Это говорил человек, который недавно развлекал окружающих малопристойными побасенками. Когда он притворялся – тогда или теперь? Или всегда? В отличие от Харифа она не стала задавать вопросов вслух.

– Может я впрямь иду по неверной дороге, но вряд ли она проторенная. Да и твоя дорога тоже. Короче, поступай, как хочешь, оставайся здесь или жди, когда мы тронемся отсюда. А пока – доброй ночи.

– Доброй ночи, – повторил он.

Она не успела отойти и десяти шагов, как повстречала Лаши. Был его черед проверять стражу. Заодно он успел со многими переговорить на стоянке, и пересказал Дарде то, что считал полезным для завтрашней разведки. Под конец он, понизив голос, сказал:

– И вот еще что… Тут у хозяина стада – дочка. Томится девушка, скучает, а до мужчин отец ее не допускает, порол уж не раз. Ей придти тебя навестить?

После краткой паузы Дарда произнесла:

– Пусть приходит.

Лаши кивнул и исчез в темноте.

– Зачем тебе это надо?

Рука, занесенная для удара, успела остановиться у самой цели. Дарда не знала, что взбесило ее больше – вмешательство Харифа, или то, что она не услышала, как он подошел. Но она сумела сдержаться. Последнее дело – бить калеку.

– Шел бы ты спать, – сказала она. – Не стоит бродить по стоянке ночью.

– Для меня всегда ночь. И ты не ответила на мой вопрос.

– Отстань от меня, слепой. Не твое дело, с кем мне спать.

– Я не собираюсь тебя судить. Я только хочу понять. Ведь на самом деле ты вовсе не любишь женщин…

– Насчет этого тебя тоже просветили боги?

– Нет. Но я старше твоих людей и понимаю то, что недоступно им. Ты не любишь женщин. Ты их даже не хочешь. И все-таки спишь с ними. Почему?

– Почему? – Она усмехнулась. – Может, я знаю не так много историй, как ты, но все же немало. И мне известно достаточно примеров, как женщины влюблялись в безобразных мужчин из-за их ума, или силы, или храбрости. А теперь ответь мне, многознающий рассказчик – есть ли среди твоих историй хоть одна, где мужчина полюбил бы женщину за что-нибудь иное, кроме красоты?

Вместо ответа он неожиданно протянул руку и провел пальцами по ее лицу.

Дарда шарахнулась в сторону. Всякое прикосновение означало для нее удар. Других она не ведала и не испытала… Однако слепой явно не намеревался нападать на нее. Дарда не знала, что ей делать, и оттого разозлилась еще больше.

Под пальцами Харифа была пустота, но рука по-прежнему протянута к Дарде.

– Ведь я не могу тебя увидеть, – сказал он.

– Это твое счастье, – прошипела Дарда и, повернувшись, зашагала прочь.

Дочь хозяина стада оказалась совсем юной, но уже созревшей девицей, неумелой, однако обуреваемой любопытством. Дарде было скучно. Впрочем, она решила, что утром велит Лаши передать ей подарок – ткань на платье или серьги. И более незачем ее вспоминать.