Франц Нойман же, напротив, не считал, что в Третьем Рейхе было единое право и единая фюрерская власть. В своей книге 1942 г. он категорически возражал против мнения Френкеля. Нойман писал, что в нацистской Германии безраздельно царили хаос, беззаконие и анархия. Немецкое общество, на его взгляд, было разделено на четыре группы, каждая из которых оперировала на основании принципа фюрерства и обладала собственной законодательной, исполнительной и судебной властью: партия, высшая бюрократия, вермахт и монополисты. Руководство этих четырех «тоталитарных организаций» иногда шло на компромиссы и соглашения друг с другом. Компромиссы, однако, никак не кодифицировались и не приводились в соответствие с нормой, но непосредственно реализовывались. Нойман указывал, что Гитлер, хотя и обладал несомненным суверенитетом, единолично принимал только самые важные и существенные решения; правда, и в этих случаях ему приходилось идти на компромиссы. Культ Гитлера служил тому, чтобы скрыть такое положение дел, так как кроме харизматического фюрера не было никакой инстанции для того, чтобы координировать или упорядочивать борьбу между властными группами. Когда же центральная фигура этой структуры утеряла свою интегрирующую силу и возможности, то вся система рухнула.

Эти суждения Френкеля и Ноймана лишь внешне противоречат друг другу; оба признают дуализм нацистской властной машинерии и параллельное существование власти и общества, правовой традиции и попыток ее реформировать. Взгляды этих выдающихся и оригинальных аналитиков имеют не столько разную природу, сколько разные углы зрения на нацистское государство и его правовую систему. Анализ Ноймана и Френкеля, однако, не соответствовал общественным настроениям в Германии, до конца находившейся во власти мифа монолитного фюрерского государства. Это тем более примечательно, что нацисты не осмелились сделать то, что сделал Ленин, одним махом заменивший весь личный состав министерства юстиции, а затем полностью преобразовав право под потребности диктатуры. Обе диктатуры, однако, роднит презрительное отношение к праву как таковому.

Мотивацию, представления и потребности, которыми руководствовались нацистское право и советское право, нетрудно понять: например, в перенаселенных советских городах большую социальную проблему составляли алкоголизм и хулиганство, поэтому чекисты, не обращая внимания на законы, выдвинули на первый план идеологические цели. «Революционное сознание» (в Советской России) или «расовое сознание» (в нацистской Германии) оттеснили право на задний план — в таких условиях получила развитие судебная практика по аналогиям, закон стал иметь обратную силу, подчеркивалась объективность вины и ее преимущественное право перед субъективностью доказательства. Государственные органы использовали в своих целях общественное недовольство социальными проблемами, поэтому в советских и нацистских условиях право находилось в тени чрезвычайных полномочий полиции — ЧК или гестапо. Обе системы практически не делали различий между бытовыми и политическими преступлениями (по крайней мере, в судебной практике и в лагерях к «политическим» относились хуже). Сталин пытался создать впечатление о полной законности своего режима, но при этом мнимых или настоящих врагов он преследовал несравненно более жестоко, чем Гитлер. В Германии, правда, не осуществлялось варварской индустриализации и не проводили показательных процессов «врагов народа», зато вся негативная активность нацистского режима была нацелена на евреев. В Германии заводские повара могли спать спокойно — из-за сырых макарон или мелкого воровства их не объявили бы «врагами народа» и не поставили к стенке, как это порой имело место в СССР.

Прежде консервативные историки при рассмотрении нацизма на первый план ставили позитивный аспект диктатуры, а левые — негативный, репрессивный аспект. Сейчас, вследствие развития историографии и ее специализации, историки разных политических убеждений значительно релятивировали свои позиции в этом вопросе. Современный уровень исследований указывает на то, что НСДАП в своей политике по отношению к различным слоям населения была гораздо ровнее, чем другие партии Веймарской республики, и она была ближе всех к народной партии. Большую роль в этом играли такие институты социальной организации Третьего Рейха как ДАФ, НСБО, НСВ, ВХВ, КДФ, «Красота труда». В любом случае можно говорить о постоянном внимании нацистского руководства к социальной сфере, о наличии в этом отношении интегральной стратегии.

Гитлер однажды заявил, что немецкий народ и его национальный характер нисколько не изменились со времен Тацита, и если в процессе исторического развития поток событий захлестывал немцев и они не справлялись с многочисленными напастями, то только потому, что у них были негодные вожди — народ не виноват в неудачах. «Народ» (Volk) — вот центральная категория идеологии и политики нацистской партии и ее вождя; не большинство избирателей, как в демократической системе, а народ как совокупность и единое целое всех немцев; не общество (Gesellschaft), а общность (Gemeinschaft). Иными словами, одним из главных зол Гитлер считал классовое разделение общества, а желанной целью — достижение национальной солидарности. Это представление Гитлер смог внушить огромной части немцев, и подавляющее большинство народа на самом деле оставалось с Гитлером до самого рокового конца. Причиной этого бесспорного успеха является концентрация на позитивном аспекте создания национальной общности, в отличие от советской модели, где преобладали как раз негативные задачи, и террор выступал в качестве главного средства становления нации (по всей видимости, в силу общей нищеты страны и громадного количества всевозможных проблем, вставших на пути поступательного развития России). Гитлеровское же отношение к социальной действительности было отмечено прежде всего стремлением избежать снижения уровня жизни — это было для него чрезвычайно важно.

Объявив по приходу к власти классовую борьбу завершенной, нацисты пытались скрупулезно политизировать общество; в процессе этой политизации отношение каждого немца к партии и государству рассматривалось как политический феномен — в процессе унификации, по словам Гитлера, «каждый член национальной общности должен был подлежать воспитанию и контролю». Для нацистов важнейшим этапом создания нового немецкого социума было вовлечение в этот процесс самого многочисленного общественного класса в Германии — пролетариата, который сразу стал объектом нацистской охранительной и социальной политики; затем в этот процесс были вовлечены и другие общественные классы. Важно еще раз подчеркнуть, что в процессе создания и культивирования новой «национальной общности» позитивные средства преобладали: в этом, как уже указывалось, важное отличие от условий тоталитарной советской действительности, в которой насилие и террор (в целях перевоспитания) были нацелены на сам народ; в нацистских условиях террор и насилие были направлены преимущественно вовне (на мнимых или настоящих врагов), а доминировали средства позитивной социальной политики и не очень обременительной для дисциплинированных немцев политической опеки.