отозвались: «Мы его знаем, и он знает всех нас».

Такой блестящий ход дела привел А[лександра] С[ергеевича] в восторг, отчего он сказал

прочувствованную речь, указав, что только благодаря великому воспитывающему значению свободы

это совещание [638] общественного комитета и проходит так блестяще. В конце А[лександром]

С[ергееви]чем была провозглашена здравица свободы, подхваченная криками Ура! Кто-то предложил

почтить память павших [639] борцов за свободу, в честь которых была стройно-престройно пропета

вечная память.

Все это я пишу со слов А[лександра] С[ергеевича] т[ак] к[ак] во вторую половину [640] совещания

я уехал домой – от табаку заболела голова и хотелось спать.

Выставочные предметы сегодня опять прибавились: из собора я получил ковер и 4 полотенца, да

кроме того от фельдшера Безполька (216) поступило в дар будущему музею 2 папки с местными

вышивками и один старый ковер; другой, конечно, более интересный ковер, дан лишь на время

выставки.

В Кустарный склад Полтавского губ[ернского] земства сегодня я написал письмо с просьбой о

присылке альбомов [641] «Украинское народное творчество» (217); учитель высшего начального

училища (218) Воронец (219), обещался до 50 штук открыток с украинскими вышивками. Все это мне

нужно для руководства при устройстве выставки.

18 марта. Сегодня на выставку я привез [642] из городской управы старый железный денежный

ящик (220), который был когда-то кем-то украден, дно у него было выломано, а сам ящик брошен в

р[еку] Сулу (221) под Лубнами (222).

Из Воскресенской церкви привезено 2 иконы, 1 ковер, 1 риза и /1 лампадка! С незапирающейся

колокольни Кладбищенской церкви я достал сегодня же 2 хоругви и много позолоченной резьбы от

старого иконостаса [643] средины, а м[ожет] б[ыть] и начала 18 столетия. Теперь уже ведь 20-е!

Словом, материал насбирывается, а у меня все больше и больше растет вера в успех будущей

выставки.

Не знаю, удастся-ли только организовать потом здесь музей.

19 марта. В час дня началось в управлении воинского начальника [собрание] офицеров и

солдатских депутатов гарнизона. Кроме последних, присутствовали также все писари и писарские

ученики.

Председательствовал воинский [начальник].

Обсуждению подлежал случай с выступлением Вайнера в общественном комитете и призыв его

арестовать Ганченка за оскорбительное отношение к [644] георгиевскому кавалеру, предложившему в

управлении убрать портреты.

Кроме того на обсуждение были доставлены из Общ[ественного] Комитета 2 записки писарей и

писарских учеников, что Ганченко, после присяги уже, разговаривал с кем-то по телефону, обругал

новое правительство дураками и хулиганами.

Когда А[лександр] С[ергеевич] доказал писарям, что теперь можно кого угодно ругать, то они

перекинулись на обвинение Ганченка в придирчивом отношении к ним, даже в издевательстве.

Указали также на то [645], что при воинском [начальнике] фон-Зонне (223) Ганченко если и имел

много работы, то от себя, т[ак] к[ак] по долгу ночью просиживал за писанием обвинительных актов, при отдаче солдат под суд. И у Ганченко эти обвинения выходили очень доказательны, а Зон все

подписывал. Ганченко даже несколько раз в минуты откровенности говорил, что отдать кого-либо из

солдат под суд – для него словно маслом по душе помазали.

В конце совещания, воинский [начальник] заявил, что он подаст рапорт бригадному командиру о

переводе Ганченко, писари же волновались и просили арестовать его [646].

20 марта. Вчера вечером банда из солдат 2 отделения подстрекаемая каким-то солдатом

Ивановым (224), дезертировавшим из какой-то части, куда он был отправлен из 2-го отделения, – а

также по-видимому и солдатским депутатом Вайнером, пришла вечером в управление воинского

начальника, пригрозила ему самому револьвером, а затем арестовала Ганченко и отвела его в

милицию.

По поводу этого события, а также для организации совета офицерских и солдатских депутатов, воинский [начальник] сегодня [647] в 11 ч[асов] утра собрал к себе в кабинет всех офицеров и нас

ветеринарных врачей, а также и солдатских представителей [648].

Вечером солдат Иванов был отправлен в Полтаву, будто бы для перевода в другое отделение. Но

полковник Попов (225) Иванова в Полтаве арестует [649].

После совещания А[лександр] С[ергеевич], В[иктор] М[ихайлович], воинский [начальник] и Ив[ан]

З[ахарович] Велецкий из Управы долго разговаривали с полковником Поповым о всех хорольских

безобразиях, а главным образом о Шпарварте, который было вырвал у Попова позволение выехать в

Полтаву и сдать командование отделением на В[иктора] М[ихайловича]. Однако, такое бегство

Штарварта было хорошо расписано по телефону перед Поповым, который запретил Штарварту

выезжать из Хорола, а командовать временно 2-м отделением пообещался послать кн[язя]

П. Д. Долгорукова (226).

После обеда с вокзала пришла партия в 350 лошадей.

21 марта. С 9 до [650] 11 утра была приемка 350, а с 1 до 3 [часов] – приемка еще вновь

прибывших 170 лошадей.

В [651] промежуток между приемками я побывал в Земской Управе, повидался с фельдшером

Беспалько, подарившим в музей портрет Шевченко (227), резаный по дереву местным крестьянином-самоучкой. Познакомился я также с преподавателем рисования Маковским (228), обещавшим на

выставку [652] свои картины и кое что из предметов [653] украинского, народного искусства.

Встретившийся здесь [ …] И. И. Д[ …] (229) предложил заехать к нему за рушниками и др[угими]

выставочными предметами.

Был я также у начальника тюрьмы, который дал несколько мелких вещиц и обещал дать еще кое-что. Все почти встреченные мною лица дали мне адреса лиц, которые могут содействовать поставке

экспонатов на выставку.

Словом [654], выставка теперь материалом обеспечена. И население начинает уже узнавать о ней, благодаря объявлениям в местных двух свежеиспеченных газетах.

В лазарете моем [655] идут перемены. Вчера на общей сходке лазаретных солдат был избран

старшим Кундашев (230), вместо Патласова, которого я отпускаю в отделение, чтобы оттуда удобнее

посещать ему, как солдатскому [656] депутату от отделения, различные совещания.

По словам А[лександра] С[ергеевича], в России начинается анархия. Это будто бы видно из тех

разноречивых предписаний, которые идут отовсюду.

От одной знакомой, жены командира дружины в Киеве, А[лександр] С[ергеевич]

получил [657] письмо, в котором автор просит А[лександра] С[ергееви]ча нацепить красную ленточку, во избежание неприятностей с озверевшими солдатами (выражение автора письма).

22 марта. Утром с товарным поездом приехал с Ромодана [658] из Полтавы кн[язь] Долгоруков с

солдатским и рабочим депутатами для наведения спокойствия в жизни Хорольского гарнизона, и

населения. Князь предполагает устроить митинг.

Всех приехавших с князем и его самого я отправил до города на своих двух экипажах.

23 марта. С утра я поехал в Веселый Подол (231) в церковь (232) и к начальнику ж[елезно]-

д[орожной] станции П. Г. Жмаку (233) за предметами для выставки.

24 марта. Вчера и третьего дня П. Д. Долгоруков устраивал в