Улита следила за его потугами с беспокойством. Это былтопор, подаренный Ареем Чимоданову – тот буйный топор, что насылал на своихвладельцев вспышки гнева.

– Не надо его трогать! Очень прошу! – попросила ведьманежно.

– Почему? Думаешь, поломаю? – выдохнул Грошиков,пытавшийся раскачать упрямившийся топор.

– Не в этом дело! Просто я с детства боюсь мужчин, укоторых в руках что-нибудь, кроме пива и газеты, – настойчиво повторилаведьма.

Грошиков пожал плечами и отошел. Все равно топор неподдавался, и «пастушок» был рад, что у него появился повод отступить безурона.

– Я не рассказывал, что учусь управлятьпредметами? – спросил Грошиков самодовольно.

– Нет.

– Пока, конечно, мелкими. Клочками бумажки, куринымиперьями. Надо сказать перу: «Послушайся меня! Дай мне познать тебя!» Еслиповторять это достаточно часто и отдавать этому всю душу, предмет послушается.

– И кто вас учит разговаривать с предметами? – сподозрением спросила Улита.

– Наш гуру! – произнес Грошиков сгордостью. – Я рассказал ему, что у меня новая девушка. Он тебя в целомодобрил. Просил, чтобы ты пришла. Он передаст тебе свою нежность и своеодобрение.

Ведьма поперхнулась.

– А без нежности и одобрения нельзя? – спросилаУлита.

Она проходила курс общения с сектантами. Им можно иногдавежливо поподдакивать, но вот ходить с ними никуда не надо.

– Нет. Моя душа для него – открытая книга. Он должензнать всех, с кем я общаюсь, или контакт не будет полным. Ты пойдешь сомной? – Голос Грошикова стал настойчивым.

– Уже вечер, – сказала Улита.

– Мой гуру не спит. Ни днем, ни вечером, ни ночью.

– А я вот сплю! – сказала Улита зевая.

Грошиковский гуру ее абсолютно не интересовал. Слишком многовсевозможных «гурей» приходило к ней на неделе продлевать арендный договор. Дачто там многие? Все приходили. Быть гуру без лицензии мрака так же стремно, какдержать на рынке ларек без нужных разрешений и бумажек. В пять минутпроторгуешься. Уж кому-кому, а альтернативщикам это хорошо известно.

Грошиков страдальчески задумался.

– Не хочешь идти? Не надо! Тогда дай мне три каплисвоей крови! – попросил он.

– Зачем?

– Гуру по крови скажет: подходишь ты мне или нет. Онпровидец! – заявил Грошиков.

– Подхожу ли я тебе? А ты-то мне сам подходишь? –вспылила ведьма.

«Пастушок» молчал, только сопел. Улита решиласмилостивиться.

– Ну так и быть! – сказала она великодушно.

Конечно, кровь – сильнейший магический рычаг, однако Улитепришло в голову, что ничего ужасного с ней случиться не может. Она и так уже совсеми потрохами принадлежит мраку. Странное безразличие охватило Улиту. Онапозволила Грошикову приблизиться к ней с одноразовым шприцем («Подготовился,гад!» – подумала она мимолетно) и набрать у нее немного крови.

Она заметила, что, втыкая шприц, Грошиков побледнел. Улитамельком подумала, что бедняга, похоже, раньше не работал с кровью.

«Тоже мне, вампир начинающий нашелся!» – подумала она ивелела:

– А ну-ка улыбнись!

– Зачем?

– Зубы, говорю, покажи!

Грошиков неумело оскалился. Улиту главным образоминтересовали глазные. Не выдвинулись ли? Не увеличились ли в размерах? На обавопроса ответ был: «нет». Улита успокоилась.

– Умница! Хороший мальчик! Кариеса нет! – сказалаона и похлопала Грошикова по щеке.

Набрав крови, «пастушок» быстро спрятал шприц. Затем, воркуякак голубь у мусорки, он медленно приблизился к Улите. Ведьма наблюдала за нимнасмешливо и спокойно.

Грошикову стало неуютно.

– Эй, ты чего?

– Вырастать из человека страшно. Когда любишь, а потомвидишь, что он ничтожен. Или что ты его не стоишь. Или что судьба развелавас, – задумчиво проговорила Улита, глядя куда-то сквозь него.

– И это хорошо? – спросил Грошиков.

Улита встрепенулась, точно человек, внезапно осознавший, чтоон в комнате не один. Она поняла, что разговаривала сама с собой.

– Не люблю людей, которые спрашивают «и это хорошо?» Вэтом вопросе есть что-то провокаторское. Все разнюхать и остаться встороне, – наждачным голосом произнесла ведьма.

Вконец озадаченный, Грошиков, видно, решил пойти ва-банк.Бочком, как краб, он приблизился к Улите и схватил ее за руку. Улита не сталавырываться, но посмотрела на руку Грошикова с интересом созерцательным иотчасти зоологическим, в духе: «И как, вы говорите, называется эта рыхлаямедуза с пятью щупальцами?»

Все эти дни ведьме казалось, что заменить Эссиорха кем-то –пусть даже и Грошиковым – отличная идея, а теперь вдруг стало скучно инеинтересно. Все равно как наглотаться жидкости для мытья посуды и считать, чтопочистил зубы.

– Вы что, юноша, интересуетесь марионеткамимрака? – спросила она.

Вопрос встревожил Грошикова. Глазки под белесыми бровкамизаметались.

– Какими марионетками? – спросил он, поспешноубирая руку.

Улите стало жаль его.

– Не обижайся! Разве ты не знаешь, что разум женщиныфундаментален? Он стоит на прочном фундаменте гормонов… Ну да не грузись!Истерически говоря, я сегодня не в форме, – сказала она великодушно.

Грошиков еще раз моргнул. Он предпочитал иметь дело с чем-тоболее конкретным. Когда, сколько, почем и в какие сроки. Сейчас же понималтолько, что его динамят. С другой стороны, крови он набрал. Даже, пожалуй,побольше, чем три капли.

Гуру будет доволен. Кровь – это контроль. Тот, чью кровьпринесли гуру, навеки становится рабом того, кто добыл его кровь. Если же раб,в свою очередь, добудет кровь и завербует нового члена, тот сделается уже рабомраба. Со временем выстроится пирамида, наверху которой будет стоять великийгуру. И, возможно, где-то сразу под ним или не очень далеко – он, Грошиков.

«Пастушок» даже прослезился, мечтая, как прекрасно этобудет. У него появится много рабов, а возможно, что и рабынь.

– Я тебе позвоню? – спросил он не без ехидства,уверенный, что уже завтра-послезавтра Улита будет бегать за ним, как преданнаяболонка.