Женщин Афанасий не любил. Мужчин (что при таком раскладе кажется удивительным) — тем более. Из всех живых существ он любил только свою кошку Мурку, которая платила ему за это чувство полным равнодушием и даже показательным презрением. Импотентом Уголовников не был, что доказывал на каждый уик-энд какой-нибудь из своих подружек… К девчатам сиим Афанасий относился почти что с муркиным презрением, менял их практически ежемесячно и был постоянным клиентом одного частнопрактикующего дерьматолога, что по Киевской, 21.

Занимался Афанасий где-то по рекламной части. И не то что бы занимался. И не то чтобы по рекламной… В общем, занимался из рук вон плохо. Жил — не думая… Думал, не живя… Ой, простите… Вообще не думал. Ибо мыслительный процесс для Афанасия был слишком болезненным. Во всём он полагался на свою неотразимую внешность и Госпожу Удачу. И иногда (минимум — на уик-энд) эта дама подмигивала Афанасию левым глазом.

День 20 октября 1999 года начался для г-на Уголовникова более чем удачно: с самого утреца заключил он договор на рекламу рифлёных презервативов то областному TV (TV про это ещё не догадывалось), закадрил в кафе «На Берлине» классную чувырлу с ярко-оранжевыми волосами и трёмя зелёными прядками на висках. Она была одета в полосатые гольфы, шузы — «мустанги» белого цвета на и ярко-красно-зеленый комплект (издали напоминающий дезабилье) на тонюсеньких бретельках на худющих плечах. Ей можно было дать от четырнадцати до сорока четырех. Афанасий дал пятёрку за хот-дог, сто грамм и кофе… Сам же ограничился бутылкой пива.

Вот эта бутылочка «Черниговского» и была, по-видимому, в тот день совершенно излишней. Афанасию захотелось куда-то срочно перебежать… Он успел что-то промямлить новой знакомой про классный уик-энд на ближайшее воскресенье и тут же умчался за угол ближайшего здания (господа читатели наверняка знают, что кафе «На Берлине» подобных удобств лишено из-за удобства собственного расположения).

Чтобы понять, что далее произошло, не лишним будет напомнить, что думать Афоня-то не любил. Жил он только чувствами. Когда чувствовал голод — вытаскивал из холодильника пачку пельменей… Когда чувствовал дождь — кутался в кожаный жилет… Когда чувствовал, что кончился уик-энд, вытряхивал очередную гёрлу из своей постели и направлялся к частнопрактикующему дерьматологу.

Выскочив из подворотни, которая для Афанасьевых дел была оборудована не то чтоб на две звёздочки — и одной не насчитать… Афанасий остановился, как вкопанный и… обомлел. Причиною его обомления и внезапного приторможения было тщедушное юное существо в стареньком розовеньком халатике с сиреневыми цветочками, шлёпанцах на босу ногу и с ярко-синими, невероятно синими глазами. Смотрели эти глаза на Афанасия Уголовникова с очевидным презрением, даже как-то пренебрежительно возможно потому, что обладательница этих глаз терпеть не могла горбоносых мужчин или же горбоносых мужчин, забывших застегнуть ширинку джинсов, или же вообще терпеть не могла итальянских инсургентов. В прошлой жизни она, скорее всего, была австрийским кирасиром.

Тут Афоня почувствовал, что Госпожа Удача покинула его. И не сработает его ослепительная внешность. И не сработает обычный нахально-презрительный напор. Да и в кармане осталась трёха, что для подкупа девицы было совершенно очевидно, что совершенно недостаточно.

И тут в голове Афанасия что-то заскрежетало, треснуло, лопнуло, заскрежетало еще сильнее… Скорее всего, пошёл ограниченный мыслительный процесс…

— Э-э-э… — выдавил из себя результат процесса Афанасий.

Девушка пожала плечиками и повернулась на носках стоптанных тапочек, показав ослепительно-розовые пяточки.

Скрип в голове Афанасия стал столь явственным, что из соседних домов повысовывались праздные наблюдатели. Двое из них даже освоили крышу, чтобы оттуда понаблюдать попраздничнее. Они держали по такому случаю в руках по банке «Heineken» и орали гимны английских бой-скаутов.

Наконец что-то в голове Афанасия окончательно лопнуло и скрип перешёл в скоростной скрежет — от его громового шума всех любопытствующих посдувало с подоконников обратно в постели, а эти, на крыше, уронили свои «Heineken» на мостовую.

Афанасий заправился…

Мыслительный акт закончился окончательно…

Девушка тут же исчезла.

Уик-энд оказался испорченным окончательно. Обычное посещение дерматолога обычного успокоения не принесло.

Афанасий Уголовников ощутил, что он смертельно болен… Но что делать с этим новым чувством Афоня не знал… А запустить мыслительный процесс вновь ему никак не удавалось.

Он ходил каждый день на то самое место, где мысль посетила его в последний раз (надо сказать, что Афанасий совершенно забыл, какая это была, собственно говоря, мысль, но она была же, чёрт подери!)…

Однажды…

Буквально на черезследующий уик-энд… Та девушка опять появилась во дворе. Но она была одета в светлокоричневый костюм на голое тело и туфли-шпильки на десятисантиметровом каблуке… Она опять не заметила Афанасия.

Но и Афанасий при её приближении ничего нового не ощутил…

Он вернулся домой и почувствовал, что что-то из его жизни ушло навсегда. Солнце светило вовсю, но Афоне Уголовникову показалось, что идёт дождь. Он натянул на голое тело жилет… Что-то неприятно оттягивало единственный карман… Афанасий вытащил на свет Божий чуть проржавевшую луковицу часов… Они шли… Второй раз за последнее десятилетие… Шли… И на сей раз уже ничто не могло их остановить. Афанасий Уголовников смотрел на них час… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять… А часы всё шли и шли.

И тогда Афанасий пошёл на кухню за молотком.

Винница, ноябрь 2000 года.

Притча

Умер старенький еврей. Попал на небо к Господу. Говорит ему Господь:

— Ну вот ты и Фроим попал ко мне, в мое царствие.

В ответ Фроим вздыхает и говорит:

— Скажи мне, Господи! Я так всю жизнь старался, я не нарушал твоих заповедей, я старался жить праведно и никому не мешал. Скажи мне, Господи, почему я прожил такую тяжелую и бедную жизнь? Почему я никак не мог разбогатеть? Почему я так долго скитался по странам и городам, пока не приобрел этот жалкий домишко на самом юге Израиля, так недалеко от сектора Газа? Почему мне досталась такая некрасивая жена, а дети мои до сих пор не имеют семей? Почему я так долго и тяжело болел, прежде чем умереть? Разве ты не мог дать мне хоть что-нибудь? Ты дал этому негодяю Мойше хорошую и добрую жену. Семен Руцкий, тот самый, что попил мне крови, из седьмой квартиры, пышет силой и здоровьем. Ваня Нудельман пусть и подпольный, но все-таки миллионер. Савик уже три года крутится на лучших телеканалах, получил и славу, и деньги. Ты дал им все, мне же ты не дал ничего. Господи! Дал бы ты мне еще немного