Остальные кровати пустовали. Это было оченькстати, тем более что задерживаться на всю ночь в магпункте она не собиралась.Опасливо косясь на низенькую дверцу, за которой, как ей было известно, быласпальня Ягге, девочка стала рыться в шкафу. Своего комбинезона она так и ненашла, зато после некоторых поисков обнаружила длинный темный плащ с капюшономи давно вышедшие из моды лапти-самоходы – деревенский, лыкоплетенный вариантсапогов-скороходов.

Правда, от лаптей после короткого испытанияпришлось отказаться. Правый лапоть бежал в одну сторону, а левый, видно, назлоему, строго в противоположную. Осознав, что рассорившиеся лапти запросто могутразорвать её надвое, Таня загнала их обратно в шкаф.

Закутавшись в плащ, она ещё раз прислушаласьи, прошептав «Туманус прошмыгус», не касаясь ручки, спиной скользнула сквозьдверь. Кольцо Феофила Гроттера брезгливо выбросило красную искру. Заклинание изсписка ста запрещенных, как всегда, сработало без сбоя.

Таня огляделась. Прямо перед ней начиналсяпрямой коридор с высокими арками и витражными стеклами, в которые пробивалсялунный свет. Она узнавала его и одновременно не узнавала. Из ниш исчезли всесундуки, все берестяные лари и древние, проеденные молью ковры-самолеты,которые обычно при чьем-либо приближении начинали барабанить мягкими кистями пополу.

Теперь повсюду стояли каменные языческиеистуканы. Их тонкие губы походили на длинные шрамы, вымазанные чем-то темным изапекшимся. Возле каждого истукана в плиты был вбит кол. К некоторым кольямпристали белые голубиные перья.

Впереди, за поворотом коридора, кто-топронзительно завизжал. Таня прижалась к стене. Навстречу ей призрачным видениемпронеслась Недолеченная Дама, Всегда цветущая и розовощекая, теперь Дамавыглядела изможденной. В спине у неё торчало четыре шприца, а по руке змеиласьтрубочка капельницы. Даму преследовали поручик Ржевский и Безглазый Ужас. Одинтащил чудовищную зубодробильную дрель, а другой размахивал скальпелем. Вид уобоих призраков был ненормальный.

– Погоди! Тебе на операцию! – вопилиони.

– Не надо меня оперировать! Яздорова! – втягиваясь от них в стену, взвизгивала Дама.

Прежде чем броситься в погоню, поручикРжевский завис в воздухе и приветливо помахал Тане дрелью.

– Привет, малютка Гроттер! Ты классноиграешь в тухлобол. Если надо будет кого-нибудь просверлить – толькосвистни! – заявил он.

– Ага, Свистну, – пообещала Таня, сужасом глядя на дрель.

Больше никого не встретив, девочка спустиласьв Зал Двух Стихий. Единорог исчез. Исчезли сияющие жар-птицы. Без пестрогохаоса их перьев зал казался тусклым и каким-то погасшим.

Оберегая глаза от нетопырей и перешагиваячерез змей, Таня поднялась на жилой этаж. Все уже спали. Русская печь, вкоторую она так любила подбрасывать березовые дрова, исчезла без следа. Зато вобщей гостиной появился массивный каменный склеп, из узких щелей в котором биликрасноватые лучи. Таня случайно поднесла к одному из них ладонь и охнула. Лучиобжигали.

– Туманус прошмыгус – снова сказала Таняи проскользнула в свою общую с Гробыней комнату.

Гробынину кровать, похожую на перевернутыйгроб, она узнала сразу. Склепова спала, укрытая пуховым одеялом в мелкуювиселичку. Черные Шторы злорадно раздувались и отражали такую галиматью,которая вызвала бы недоумение даже у бывалого фрейдиста. Скелет тоже был наместе. Правда, если раньше зубы у Пажа были вполне нормальные, то теперь дваглавных выдавались чуть ли не на палец.

«Упыри боятся яркого света и осиновых кольев.Зато они не нуждаются в услугах стоматолога», – вспомнила Таня бредовуюфразу Феофила Гроттера. Или, возможно, в ней все же был какой-то смысл?

Но самое большое удивление поджидало её, когдаона перевела взгляд на ту половину комнаты, которую прежде считала своей. Нет,она и теперь была её, но как изменилась! На тумбочке, где раньше лежалиоживляющие волшебные фломастеры и набор самопишущих гусиных перьев – подаркиВаньки и Ягуна ко дню рождения, – теперь скорбно горели кривые черныесвечи и стоял стаканчик с зубочистками из крысиных костей.

«Гадость какая! Неужели я могла совать это врот?» – скривилась Таня.

Увидев выглядывающий из-под кровати крайкожаного футляра, девочка вздохнула. Она вспомнила про контрабас, которого унеё больше не было. Замочек с оттиснутыми на нем рунами открылся с прежнимзвуком.

На дне футляра негромко похрапывал дневник.Машинально щелкнув ногтем по обложке, Таня увидела проступившие на ней яркиебуквы:

ТАТЬЯНА ГРОТТЕР

Дневник успеваемости.

Очень темное отделение

Школа смертоносной магии «Тибидохс»

Открыв последнюю страницу дневника, девочкаознакомилась со своим табелем успеваемости. С немалым удивлением онаобнаружила, что была почти круглой отличницей. По таким предметам, как«Наложение проклятий», «Отравления», «Магическое убийство», «Порабощениелопухоидов» и «Теория зомбирования» у неё были пятерки. Четверки были по «Азамсквернословия», «Основам ведьмачества» и «Гаданию на кофейной гуще».Единственная тройка была по предмету с мерзким названием «Червеедение».

– Лучше бы двойка! Тогда бы я точнознала, что никаких червей не ела, – поморщившись, проворчала Таня.

В конце табеля одна под другой стояли триподписи, Первые две она узнала. Они были ей хорошо знакомы и принадлежализавучу школы Поклепу и Медузии Горгоновой. Зато увидев третью, Таня ощутила,что её сердце сдавила ледяная рука. Эта острая, угловатая подпись, похожая напрыжки кардиограммы, могла принадлежать только одному самому мерзкому излобному существу на свете – черной волшебнице Чуме-дель-Торт.

Отложив дневник, Таня продолжила поиски. Подкипой тетрадей, в которые она предпочла не заглядывать, обнаружился большойфотографический снимок в рамке, На снимке – обычном, неоживающем лопухоидномснимке – было запечатлено все семейство Дурневых, включая вредоносную таксуПолтора Километра, С обратной стороны фото была подклеена глянцевая бумажка, накоторой круглым каллиграфическим почерком тети Нинели было написано:

"Танюше на долгую память

Обожающие тебя

дядя Герман, Пипочка и тетя Нинель".

– Ого-го! Да я у них теперь в любимицах!Просто хоть лопайся от счастья! – поражение воскликнула Таня.

Кажется, от удивления она произнесла этослишком громко. Гробыня заворочалась во сне и, зевая, села на кровати.