— Вышло так, что ордена по большей части получили фойрмейстеры. Злые языки поговаривали, что в штабе у них была своя крепкая рука, но я предпочитаю в такие слухи не верить, иначе можно додуматься черт знает до чего, господа. Штейнмейстерам тоже перепало благодарностей, но куда меньше, чем прочим, и, главное, куда меньше, чем им хотелось бы. Таить обиду не в духе каменных голов, они люди простые и привыкли все свои вопросы решать по возможности быстро.

— И что же они затеяли? — приподнял бровь фойрмейстер. Теперь он шел плечом к плечу со мной, стараясь попадать в шаг — ни дать ни взять адъютант при оберсте, а не конвоир при пленном. — Ведь не дуэль? Со ста шагов любой фойрмейстер превратит штейнмейстера в уголь!

— Дуэли в ту пору были под запретом, да и, по совести, не из-за чего было дуэлировать. Нет, свою обиду штейнмейстеры разрешили другим образом. А именно, они отправили посланца к нам.

— К тоттмейстерам?

— Да, во «Фридхоф».

— Удивительное дело!

— О, не такое уж и редкое. При всех разногласиях между нашими Орденами иногда сотрудничество существенно помогает. Особенно, если речь идет о сотрудничестве против общего врага. Политика, ничего более.

— Отчего же фойрмейстеры стали общим врагом? — помедлив, спросил фойрмейстер.

— Ну, так ведь и нам ничего не перепало за тот штурм. А кое-кто из наших парней остался лежать под стенами Меца. Согласитесь, наши чувства тоже были несколько оскорблены.

— Полноте, да…

— Слушайте дальше, господа, — я не собирался прерывать споры, напротив, в мои планы входило раззадорить незадачливого магильера как можно больше, но в полусотне шагов впереди я увидел то, что мне было надо — узкий переулок, тянущийся в сторону, темный и заваленный всяческим хламом. Сгнившие тюки сена, обугленные доски, какое-то грязное белье… Судя по всему, где-то рядом располагалась прачечная, а переулок служил ей задним двором и, заодно, свалкой. Это вполне отвечало моим интересам, однако пришлось поспешить с продолжением, чтобы подгадать момент для действий. — Гонец из «Эрдруча» принес нам предложение подшутить над коллегами из «Брандштадта». И мы его приняли.

Фойрмейстеру явно хотелось сказать что-то вроде «проклятый смертоед», губы его характерно шевельнулись, но он все же смолчал. Значит, не до конца утратил власть над эмоциями. Я собирался завести его куда дальше.

— Спустя пару недель после штурма Меца, когда все магильеры подыскали себе зимние квартиры, в трактир, который избрали своей резиденцией ребята из «Брандштадта», заглянули гости. Это были девушки, числом около пяти. В разоренном войной и разворованном имперскими солдатами городе в ту пору сложно было найти даже хлеб, так что случаи продажной любви случались раз от раза все чаще. На войне это, знаете ли, обычное дело…

— Случается, — мотнул головой хауптман, который все больше мрачнел с каждым моим словом. — Это война. Не пора ли заканчивать историю, господин магильер?

— Пора, — согласился я. — Да и осталось уже немного. Значит, я о девушках… Господа фойрмейстеры с тех пор, как их накрыл дождь из орденов, не прекращали отмечать это событие день и ночь напролет, да так, что стены трактира ходили ходуном. Не перебивайте меня, господин фойрмейстер, ведь это никоим образом не упрек. Случалось и нам, тоттмейстерам, праздновать на сходный манер… Там, где охотно течет кровь, может течь и вино, господа — истина, не нуждающаяся в проверке. В общем говоря, общество молодых и достаточно симпатичных дам было как нельзя кстати. Они были предельно скромны, молчаливы и бледны — вероятно, от голода. Они остались в трактире на ночь, и я готов на спор поднять истлевший труп Лазаря, если хоть одна минута за эту ночь выдалась у них свободной!

Господин хауптман покраснел, как гимназист, и тяжело задышал. В природе определенно существовали снаряды, способные пробить панцирь этого старого невозмутимого вояки.

— Господин Корф! Я прошу вас!..

— Я не оказываю сопротивления, — в жесте нарочитой покорности я выставил вперед пустые ладони. — Я лишь рассказываю занятную историю, с которой вы не отказались ознакомиться. И готов подтвердить под императорской присягой, что все это полная правда.

— Меня не интересует, правда или нет, я лишь прошу вас воздержаться от подобных непристойных историй! — он повысил голос.

— Да эта непристойная история, как вы изволили выразиться, уже позади, — сказал я. — А финал, и вправду, вышел непристойным до крайности. На исходе той ночи в Меце двое фойрмейстеров застрелились, а еще четверо оказались в состоянии такого душевного расстройства, что через некоторое время им пришлось оставить императорскую службу в полку.

Я гадал, сколько шагов успею сделать, перед тем как подаст голос фойрмейстер. Переулок был совсем близко, но я старался не смотреть в его сторону. Вышло ровно шесть шагов.

— Почему это? — спросил фойрмейстер, глаза его были широко открыты, а щеки налились кровью. — Что вы несете? Отчего?

— Отчего?.. — я позволил себе паузу, тоже отнюдь не случайную, теперь переулок был в двух шагах от меня. — Да глупость, право… Видите ли, оказалось, что все девушки были… как бы вам сказать…

Я все рассчитал правильно. Еще мгновенье фойрмейстер глупо смотрел на меня, и глаза его напоминали рыбьи, такие же удивленные и в то же время пустые. А потом он взревел, на тонкой шее дернулся кадык, и фойрмейстер бросился на меня. Он не пытался испепелить меня, даже сухой искры не возникло между нами, он был слишком неопытен и слишком слабо умел контролировать собственные чувства, что в итоге его и погубило. Хауптман слишком поздно сообразил то, что фойрмейстер понял почти сразу же, все-таки он не был магильером, поэтому он запоздало остановился, и теперь его отделяло от меня не меньше трех шагов.

Фойрмейстер был достаточно стремителен, его небольшой острый кулак впечатался мне под ребра, породив в животе сильнейшую вспышку боли, но привычка полагаться во всем на свои силы сослужила ему дурную службу. Я наотмашь хлестнул его ладонью по глазам и, прежде чем прозрачные и красные капли хлынули на синее сукно, нанес удар в подбородок, от которого молодой магильер выгнулся дугой и стал заваливаться набок. В кулаке разливалось приятное, как бывает после хорошего удара, тепло, но задерживаться я не стал — потерявшие было бдительность жандармы быстро приближались, а хауптман уже начал вытягивать из ножен свой палаш. Я коротко пнул скрючившегося фойрмейстера в живот, хоть в этом и не было насущной необходимости (просто я не хотел превратиться в живой пляшущий костер прямо на улице, и гарантии в этом мне бы не помешали), выхватил из-за его ремня пистолет и бросился в переулок.

Под ногами раздался треск — это разлетались в сторону старые ящики, какие-то корзины и сено. Несколько раз я цеплялся рукавами мундира за выступающие из стен щепки, материя трещала, но держалась. Только пробежав несколько десятков шагов я понял, как сильно отличается бег в моем представлении от того, чем мне пришлось заниматься. Мне представлялось, как земля упруго пружинит под ногами, в лицо бьет ветер, я молниеносно ныряю в повороты, и каждый шаг ложится между мной и моими преследователями метром пропасти. На деле же я начал выдыхаться почти сразу же. Легкие заворочались в груди, выцеживая крохи невыносимо горячего воздуха, резко запершило в груди, под ребрами гадко заныло. Слишком давно я в последний раз бежал, слишком понадеялся на свои ноги.