Я спросила, делали ли мне КТ.

Или правильно МРТ?

Доктор Феннер озадаченно улыбнулся и приложил ладонь к уху.

– Ты о чем, милая? Какой котэ?

– КТ. Томография.

– Хм!

Доктор Феннер, степенный пожилой джентльмен, к пациентам относился трепетно, с заботой, но на дух не выносил глупых вопросов. В его присутствии медсестры мгновенно преображались и больше напоминали девочек на побегушках, нежели квалифицированных медработников. Под белый врачебный халат, обтягивавший его аккуратное круглое брюшко, Феннер неизменно надевал белую крахмальную рубашку и галстук. Я невольно шарахнулась от его прикосновения, как шарахалась от медсестер, когда в первые дни после пробуждения они трогали меня голыми руками. Однако спустя недели, проведенные в больнице, а потом в отделении реабилитации, примыкавшем к госпиталю, я смирилась с отсутствием перчаток. Успокаивала себя: наверняка они все время моют руки. Каждый раз, когда выходят из палаты.

Меня буквально гипнотизировал галстук Феннера, сплошь покрытый пятнами (от еды?), а когда доктор наклонялся, грязная полоска ткани всегда падала мне на лицо.

– Мэри-Эллен, ты хотела сказать, фотографию, да? С чего вдруг ты спросила? – Феннер не скрывал своего изумления.

Я принялась лихорадочно соображать, но мысли текли вяло, постоянно путались – прямо как мои ноги, которые то бодро несли меня вперед, то внезапно подкашивались.

– Н-не знаю, доктор Феннер. Иногда сама не понимаю, о чем говорю. – Действительно, о КТ и МРТ я имела представления не больше, чем о мудреных латинских терминах, которые перепечатывала в тускло освещенном университетском здании, чье название припоминала с трудом. От музея естественной истории у меня сохранились расплывчатые, но самые радужные впечатления – как после сна, выветрившегося из памяти, но оставившего яркий эмоциональный осадок.

– Ничего страшного! Тебе сильно досталось. Но прогресс налицо – мне и прежде случалось видеть чудесные выздоровления.

Слово «чудо» повторяли при мне так часто, что со временем я поверила – и правда, произошло чудо!

(Все равно любопытно, сколько пациентов невролога излечились на самом деле. И каков процент безнадежных случаев?)

И опять, стоило доктору Феннеру выйти за порог, как из глаз хлынули слезы.

Черная тоска поглотила меня, я рыдала так горько, словно брошенный всеми младенец.

Кто-то из медсестер спросил, какого дьявола со мной творится?

– Ведь Феннер такой приятный, положительный человек.

Навещали меня редко. Всякий раз я недоуменно таращилась на визитера, гадая, откуда он взялся, из каких недр сознания выплыл.

Первая гостья назвалась Ардис Стедман, комендантшей общежития Экради-Коттедж, куда поселили первокурсницу Мэри-Эллен Энрайт.

Помню ли я мисс Стедман? А соседок по комнате? А Экради?

– Такие замечательные девочки подобрались в этом году! А ты, Мэри-Эллен, своими успехами подняла нам средний балл. Словами не передать, как мы благодарны!

Я заверила мисс Стедман, что прекрасно ее помню, а сама лихорадочно копалась в голове. Вроде мы вместе ходили на концерт. Или смотрели телевизор в гостиной общежития?

Пока мисс Стедман вслух перебирала события, которые я не помнила и не хотела вспоминать, на меня вдруг навалилось невыносимое чувство утраты, и я расплакалась.

– Мэри-Эллен, милая, что с тобой? Я чем-то тебя расстроила? – всполошилась гостья.

Я судорожно пыталась сообразить, в чем дело.

– У меня ощущение, словно я потеряла что-то, но не знаю что.

– А где потеряла?

– Думаю… наверное, в дендрарии.

– Насколько мне известно, ты гуляла одна, с рюкзаком. На тропе больше ничего не нашли.

– Я ходила в дендрарий и раньше, точно помню. Но последний раз… – Глаза вдруг пронзила острая боль. Все вокруг расплылось, я с трудом различала обеспокоенное лицо гостьи. – Последний раз – пустота, провал.

Комендантша всплеснула руками:

– Милая, может, оно и к лучшему! Кому охота вспоминать, как его ударило молнией?

Следующей явилась смущенная мисс Харли – она прочла обо мне в газетах, слышала по радио, но только потом сообразила, что чудом спасшаяся девушка и есть та самая Мэри-Эллен Энрайт.

– Как ты нас напугала! Доктор Харрик передает тебе привет и желает скорейшего выздоровления. Представляешь, в детстве его самого чуть не убило молнией на озере Мичиган! Он сам рассказал, когда я сообщила ему о тебе и показала газеты. Кошмарная история, кровь стынет в жилах, как подумаю, что мистер Харрик мог погибнуть в столь юном возрасте. Невосполнимая потеря для науки!.. Он очень тепло о тебе отзывается, хотя поначалу спутал с другой девочкой, Лорейн, она работает по понедельникам и средам.

А потом пришла совершенно незнакомая, посторонняя женщина, представившаяся Корнелией Гребер.

– Прошу прощения, мисс Энрайт, я увидела ваше фото в газетах, и у меня – у меня возникло чувство, что мы знакомы. Вы меня не припоминаете? Корнелия, Нелия.

Посетительница робела, нервничала, постоянно грызла ногти, теребила прядь волос. В ее жестах сквозили возбуждение и растерянность, – очевидно, она не понимала, почему ее так влекло сюда, пока мысль о встрече не превратилась в манию и не подавила логику. На вид посетительнице было лет тридцать. Между нами угадывалось какое-то смутное, неуловимое сходство. Она смотрела на меня напряженно, пристально, словно окончательно убедилась – да, мы знакомы, но откуда? Корнелия оказалась кандидатом психологических наук и коллегой профессора Акселя. Она из любопытства прочла мою курсовую и выяснила, что осенью я изучала популярную среди студентов «Психологию 101» под руководством Акселя, а занятия у нас вел педагог по имени Айра Вулфман.

– Вам что-нибудь известно о нем? Об Айре Вулфмане? Под конец семестра он вдруг уехал из Вайнскотии. Совершенно неожиданно, не попрощавшись ни с кем, даже с Акселем. Все это очень… странно. Наверняка у Айры имелись веские причины – профессиональные причины. Но исчезнуть вот так, не предупредив коллег, – это совсем не в его духе…

Я часто заморгала, силясь унять непрекращающуюся боль в глазах. По щекам заструились слезы. Фразы женщины потонули в несмолкаемом гуле. Мне хотелось крикнуть, чтобы незнакомка убиралась прочь – я впервые ее видела, не понимала, о чем она говорит, имена большинства преподавателей стерлись из памяти и едва ли подлежат восстановлению. С какой стати мне вдруг устраивают допрос?

На звук моих рыданий примчалась медсестра. Гостья быстро извинилась и выскользнула за порог.

Судорожный всхлип застрял в горле, перекрывая доступ кислороду. Я начала задыхаться. Меня срочно перевели в реанимацию, поставили кислородную палатку и капельницу, чтобы снизить пульс, подскочивший до двухсот шестидесяти ударов в минуту.