Вулфман потянулся ко мне, чтобы утешить. Рыдая, я упала в его объятия, даже осознавая, что ему нельзя доверять. Пусть я не понимала половины сказанного, но каждое слово ранило, будто острый нож.

Впрочем, выбирать не приходилось, ведь, кроме Вулфмана, у меня никого не было.

Побег он запланировал на конец семестра.

– Никто нас не остановит. Никто даже не заметит. Мы убежим – и начнем с чистого листа.

Бегство.

Как долго я надеялась, что Вулфман полюбит меня. Или хотя бы скажет, что любит. Однако он не спешил с признанием. Но если Айра хочет, чтобы я последовала за ним, чтобы мы начали с чистого листа, то должен меня полюбить. Насколько это вообще возможно в его случае.

Вулфман строил туманные, бередящие душу планы. Мы поселимся где-нибудь на западе под вымышленными именами. В апреле 1960-го Соединенные Штаты еще не превратились в Северо-Американские, где все население находилось под колпаком у спецслужб. Многие территории, особенно в западной части страны, были безлюдны. Их даже на карту не нанесли. Никаких каналов связи. Никакой линии передач.

– Нас намеренно сослали в «каменный век», но отсутствие современных технологий сыграет нам на руку, – втолковывал Вулфман. – Есть множество пустынных районов, где можно затеряться. Если возникнет потребность в деньгах, устроимся куда-нибудь. Ни умственной, ни физической работы я не боюсь. Друзья из Беркли приютят нас. Раздобудем новые документы – свидетельства о рождении, паспорта. Никто не узнает, кто мы и кем были раньше.

Вулфман говорил уверенно, и вскоре у меня не осталось сомнений. Близился конец весеннего семестра. Мэри-Эллен Энрайт завершила год почти круглой отличницей.

Когда новости из деканата достигли ушей мисс Стедман, она импульсивно прижала меня к себе.

– Милая, мы в Экради так гордимся тобой!

Краска бросилась мне в лицо. Возникло смутное чувство стыда, ведь блестящими оценками я была обязана отчаянию и одиночеству. Вряд ли кто-то из сокурсников мог похвастаться подобной мотивацией. Бедственное положение давало несправедливое преимущество.

Наутро общежитие опустело. Соседки разъезжались с объятиями, поцелуями и обещаниями встретиться осенью – хотя не предполагалось, что мы снова поселимся в одной комнате.

Лето я проведу в кампусе, но в другом общежитии. Буду работать в университетской библиотеке пять дней в неделю. В летний семестр, подразумевающий ускоренный шестинедельный курс, стартующий в последних числах июля, займусь математикой – моим слабым, по мнению Вулфмана, звеном. Впереди маячили однообразные, рутинные будни. Впрочем, я приспособилась получать удовольствие от эмоционального застоя – никаких тревог, никакой суеты. Именно такая перспектива ждет меня, если Вулфман осуществит свою угрозу и покинет Вайнскотию. Буду коротать скучные дни до истечения срока приговора. Вопрос, насколько меня хватит.

– Как мне уехать с тобой, если это запрещено? – в отчаянии твердила я.

И пока ты не признался мне в любви.

Вулфман пожимал плечами.

– Адриана, я же говорил, никто за нами не следит. Путь свободен.

– Но… ты уверен?

– Доверься мне.

Довериться хотелось. Однако из памяти не изгладилась злая шутка про виртуальную реальность, куда помещают СИндов в бессознательном состоянии. Иногда я с воплями просыпалась по ночам, опасаясь, что Вулфман не соврал и он действительно агент САШ; а временами сама мысль об этом казалась смехотворной.

– В чем смысл жизни? – допытывалась я. – Что по этому поводу говорит психология?

– Психология – зеркало, в котором мы видим лишь свое отражение. Ни одна наука не объяснит тебе, в чем смысл.

В пренебрежительных высказываниях Вулфмана о кафедре чувствовалась затаенная обида – обида на тех, кто не пожелал продлевать с ним контракт и повышать в должности. Скорее всего, Айра прав – старожилы кафедры, в особенности профессор Аксель, не одобряли его идей, и в этом крылась причина немилости.

Вулфман решил заранее переправить наши пожитки на главпочтамт до востребования, Беркли, Калифорния. Полдюжины картонных коробок с вещами, книгами – аккуратно упакованные и отправленные почтой третьего класса.

– Но как нам улизнуть?

– Элементарно. Пойдем на прогулку в дендрарий – и не вернемся.

В итоге я сдалась. Немалую роль здесь сыграло трепетное отношение Вулфмана – он был само очарование, сама любезность, чего прежде за ним никогда не водилось. Исчезло его негодование и недовольство по поводу моего участия в акции протеста.

Наконец свершилось – я перенесла часть вещей (малую толику ненавистного барахла) в квартиру Вулфмана, где мы сложили их в коробки. Айра упаковал все на совесть, не пожалев скотча, и теперь наш груз мог выдержать любой натиск. После мы отволокли багаж на почту и отправили по указанному адресу.

Пока мы тащили коробки, надеялась ли я, что когда-нибудь открою их? Достану сложенную одежду, книги? Надеялась ли добраться до Калифорнии, где мы начнем все с чистого листа?

В дни перед отъездом меня переполняли эмоции. Я испытывала страх, но в то же время невероятный душевный подъем. Безрассудство боролось во мне со смирением. Нечто похожее происходило и с Вулфманом. Любые мои сомнения в успехе нашего предприятия Айра пресекал резким:

– Адриана, доверься мне!

Особенно пугала мысль нарушить Инструкции. Но куда страшнее было потерять Вулфмана и остаться одной в Изгнании.

Пусть я потеряла родителей, зато у меня есть Айра.

Тем временем его планы приобретали все более ясные очертания. По последним сведениям, нам гарантировали работу в исследовательском институте при Калифорнийском университете, где у Вулфмана водились друзья. Они же обещали добыть нам новые документы.

– Наш побег видится им весьма романтичным, – радостно сообщил Вулфман. – Разумеется, они понятия не имеют, кто мы на самом деле.

Девятнадцатого мая в восемь утра Вулфман ждал меня у входа в дендрарий. Мы оделись по-походному: спортивные костюмы, сапоги. Айра нацепил бейсболку.

– Главное – не привлекать к себе внимания, – втолковывал он. – Чем зауряднее, тем лучше.

За спинами у нас болтались рюкзаки. Вулфман предусмотрительно посоветовал запастись водой, провизией, сменной одеждой, теплыми носками. Еще он прихватил складной армейский нож.

Маршрут выглядел следующим образом: сначала пойдем обычным путем, но через две мили, на развилке, не свернем на дорогу, ведущую к кампусу, а отправимся по тропинке к сосновой роще, которая простиралась на многие мили вплоть до северной границы, примыкавшей к автостраде соседнего городка Сент-Клауд.

Вулфман все просчитал: в Сент-Клауде сядем на автобус до Миннеаполиса, оттуда автобусом до Денвера, штат Колорадо, доберемся до Сан-Франциско, а там рукой подать до Беркли. Он обзавелся расписанием и деньгами на билеты.