Городские власти нацелились резко поднять плату за аренду мастерских художников. Что практически означало закрытие и передачу помещений тем, кто в состоянии оплатить освободившуюся площадь. А кто мог платить такие деньжищи?! Только те, кто деньги гребет лопатой – коммерсанты, бандиты, банкиры. Кто же еще?

– В наших курятниках им делать нечего. Они примериваются сейчас к Эрмитажу, – рассудительно буркнул мужчина в берете, из-под которого валились седые патлы. – Ясное дело: хотят постепенно город продать китайцам.

– Не говорите глупости, коллега! – вскричала дама в дымчатой шубке. – Какие китайцы? Все дело в дамбе. Нет денег достроить дамбу от наводнения. Или засыпать яму на Лиговке, что выкопали сдуру под новый вокзал.

– А мне кажется, у них нет денег на День рождения города. Полмира пригласили, а деньги разворовали, – проскрипел толстячок в темных очках. – И ничего мы не откричим, положили они на нас!

– Не говорите так! – возмутилась дама. – Вспомните, как хотели прогнать с Невского проспекта Дом актера, Дом журналиста, Дом Книги. Хотели превратить Невский в сплошной Банкхофф, в швейцарскую улицу банков. Какой поднялся шум! И откричали!

Евсей Наумович помнил ту, уже давнюю стачку – сам принимал в ней участие, вышел по призыву «демократически настроенной интеллигенции» к Мариинскому дворцу с обращением к Законодательному собранию. Такая была круговерть… И свое «откричали», власть города пошла на попятную, затаилась. И, возможно, теперешняя затея власти с мастерскими художников не что иное, как попытка новой атаки на захват престижных помещений в историческом центре города для дальнейшей коммерческой продажи.

– При коммунистах такого не было, – проговорил тот, с седыми патлами. – У коммунистов на все денег хватало. И на зарплату, и на закупку наших работ. Худфонд любую мазню закупал.

– И в Дома творчества ездили всей семьей почти задаром, – поддержал толстячок в темных очках, – не то, что при этих сраных демократах: за день в доме творчества половину пенсии отдай.

– Зато при коммуняках вы бы не очень болтали! – возмутилась дама в дымчатой шубке. – Сразу в гулаг вас, в гулаг.

– А мне и не надо болтать! – веско осадил толстячок. – Пусть болтает тот, кто себя выпячивает. Вот они и доболтались, демократы хреновы – народ по миру пустили. А сами, хитрованы, все за щеку свою складывают, такую страну околпачили.

Евсей Наумович двигался в толпе подобно ледоколу среди ледовых торосов, пока.

– Есей Наумыч? – окликнули его. – Мое вам, Есей Наумыч.

Он покосился на человека в вислоухой кроличьей шапке, из-под которой глядело смуглое лицо в паутине морщин.

– Я и смотрю – вы ли это? Пригляделся – и верно, Есей Наумыч, собственной персоной, борется с властью! Или не узнали? Да Афанасий я, Афанасий! Спасатель ваш.

Афанасий сдвинул на затылок шапку. Широкая улыбка упрятала его светлые глаза в щелки век и растянула узкие губы.

– А. Афанасий, – чертыхнулся про себя Евсей Наумович. – Узнал, узнал. Что это вы тут делаете? Или в художники из сантехников подались?

– А-а, помните мое мастерство, – довольно проговорил Афанасий. – Я и учителем был, и рыбаком. А художником не пробовал. Просто мимо проходил, смотрю – колготится народ, я и полюбопытствовал. Я за справкой бегал, тут за углом. Справки собираю, пенсию вытянуть.

Афанасий старался идти рядом с Евсеем Наумовичем. А встречая людское скопище, оббегал и вновь нагонял Евсея Наумовича.

– Признаться, я к вам днями собирался наведаться.

– Ну? – суховато отозвался Евсей Наумович.

– А вы и сами подвернулись. Стало быть – судьба.

– Извините, Афанасий, тороплюсь, – осадил Евсей Наумович, выбираясь из толпы к переулку Крылова.

– Я тоже не располагаю временем, – с простодушной безмятежностью ответил Афанасий. – Просьбу-то я вашу выполнил, Евсей Наумович.

– Какую просьбу? – озадачился тот.

– Вот те на. – В голосе Афанасия прозвучала обида. – Да насчет пистоля, – добавил он, оглянувшись и понизив голос.

– Какого пистоля? – Евсей Наумович тоже понизил голос.

– Забыли? А я думал, вы серьезно.

– Не понял, – Евсей Наумович остановился и окинул взглядом своего настырного спутника.

– Че не поняли? Вы же просили разнюхать: не продает ли кто пистолет. Забыли? На случай, если тяжко приболеете. Чтобы себя порешить, не мучаться.

– А-а, – пожал плечами Евсей Наумович. – И вы решили, что я серьезно.

– А то. Наскочил я на одного вояку. Тот из Чечни вернулся. Словом, продает пистолет. И шесть патронов к нему. Недорого. За три тысячи. Ну и мне за труды рубликов пятьсот отстегнете.

Афанасий с просительным интересом разглядывал Евсея Наумовича. Веко левого глаза приподнялось, точно наконец-то разыскало долгожданную цель, в то время как правый глаз продолжал хитровато таиться в щели.

– Не знаю, право, – растерялся Евсей Наумович. – Как-то и разрешения нет, а это дело подсудное, – и обронил невольно. – Хватит с меня отношений с правосудием.

– Какое разрешение? Спрячьте в укромном месте. Кому какое собачье дело! Сколько людей имеет оружие! Тьма! Неспроста власти просят народ сдать оружие, дескать никого не накажут. И деньги сулят.

– Не думаю, не думаю. У моих знакомых оружия нет.

– Много вы знаете. Один Апраксин двор может самостоятельно держать оборону. В Апрашке, если шурануть, атомную бомбу можно найти.

– Да ладно вам, – криво усмехнулся Евсей Наумович и, перейдя набережную, пошел вдоль Мойки.

Афанасий двинулся следом, то и дело соскакивая на снежную хлябь мостовой и, поправив вислоухую шапку, вновь пристраиваясь в кильватер Евсею Наумовичу.

Лед на Мойке – серый, в ноздреватых пятнах проталин, был загажен пустыми пивными бутылками, порожними банками кока-колы, банановой кожурой, мятыми пачками из-под сигарет и прочим хламом. Рваные цветные пакеты, шурша, взлетали вверх и, коснувшись гранитных стен русла реки, обессилено сползали вниз.

– Они думают, что чего-то добьются, – Афанасий, желая как-то смягчить неожиданную суровость Евсея Наумовича, повел рукой за спину, в сторону протестующей толпы.

– Может, и добьются, – буркнул Евсей Наумович, не зная, как отвязаться от назойливого спутника.

– Да никогда! – азартно воскликнул Афанасий. – Все уже куплено-перекуплено. Все их дома, вместе с мастерскими.

– Так уж все и куплено, – Евсей Наумович едва сдерживал раздражение.

– Вы и понятия не имеете, что творят у нас богачи. Я историю услышал, где брал справку о работе в больнице.

Афанасий забежал вперед и преградил путь. Евсей Наумович остановился, вдыхая запах плесени своего спасителя.