– Думаю, проблема не в этом, – тихо произнес бородач.

Ула открыл банку. Услышал знакомое шипение и почувствовал, как отпускает напряжение, как все тело словно отмякает, становится податливым и послушным. Будто неделю брел по пустыне без глотка воды.

– За этих, мать их, зануд! – торжественно произнес он, отпил большой глоток и с облегчением рыгнул. – За похудевшую Швецию!

Помахал банкой, но сразу прекратил – так можно все пиво расплескать.

Наклонился к притворяющемуся норвежцем парню и передразнил:

– Год закончится, и сосискам конец. Ну уж нет. Не сосискам. Сосиски были и будут. Этим, кто… ну, вообще… Знаешь, с кем говоришь? С хозяином! Я им хозяин, этим сосискам, разжиревшим в сардельки! Я…

Лицо притворного норвежца изменилось так, что Ула осекся на полуслове.

Что я болтаю? – мысленно ужаснулся он и двинулся к двери. Обернулся и блуждающим взглядом обвел помещение. Где у них часы? Мало того что подают дерьмо за бешеные деньги, даже нормальных часов, сволочи, не завели.

– Осторожно! Там ступенька! – крикнул кассир.

Ула и в самом деле споткнулся, но не упал.

– Мне надо в “Сси…” В “Ссистеммет”… а времени-то сколько? – пробормотал он и толкнул стеклянную дверь.

– На старые дрожжи, – усмехнулся кассир.

Пульс тяжелыми ударами отдавался в висках.

– Кто это был? – Ландон повернулся к парню за кассой. – Ну, этот… во флисе?

– А-а-а, этот… Старый алкаш. Всего-навсего. – Увидел, что посетитель не в себе, и добавил: – Да не обращайте внимания. Безвредный старик.

– Значит, ты знаешь, откуда он?

– Здешний. Фермер. Кажется, из Фалунды.

– Фалунды?

– Ну да. “Свинина из Фалунды”. Разорился пару лет назад. Ула Шёгрен. А черт его знает… может, он из Рёдбю, все равно. И Рёдбю, и Фалунда – все разорились. Деньги кончились, жена ушла. Вот и квасит, чтобы не думать.

Ландон посмотрел во двор. Улу совсем развезло, едва полпути к машине одолел. Вряд ли две банки легкого пива возымели такой эффект. Парень точно сказал: на старые дрожжи. И почему во флисовой куртке, будто на улице зима?

– Это, знаете, тяжелая история. Мужик свиней выращивал, можно сказать, всю жизнь посвятил. А теперь правительство говорит: никакой колбасы. Никаких сосисок. Один вред. – Кассир ухмыльнулся и покачал головой. – Говорят – человек сам себе судьба. Ан нет. Не сам. Кто-то там распорядился – и вся жизнь псу под хвост.

Ландон пробурчал что-то в ответ – вроде согласился. Да, мол, против судьбы не попрешь.

– Вам тоже сосисок? Или?

– Мне… – Ландон не отрываясь смотрел на двор. Разорившийся фермер, покачиваясь, открыл дверцу новехонькой серебристой машины. BMW. Не самая дешевая марка. Пятьсот тридцатая – полмиллиона, а то и больше.

Фермер вел себя как обычный алкаш, почти бродяга. Так может вести себя человек, лишившийся всего, тот, кто уже ничего не ждет от жизни. Откуда у него средства на такую машину?

Ула Шёгрен устроился на сиденье, завел мотор и, видимо, перепутал обозначения на непривычной автоматической коробке: вместо “D” поставил джойстик на “R”. Задний ход. Машина рванула назад. К тому же не сразу нашел тормоз – затормозил в полуметре от массивной кирпичной стены. Зачем-то включил аварийную сигнализацию. Машина замигала всем, чем только могла, будто сама испугалась неизбежной аварии.

– Ничего себе… – пробормотал кассир и покачал головой. – В таком виде он далеко не уедет. Бедняга… Может, в полицию позвонить?

Ландон напрягся.

Год закончится, и им конец.

И внезапно сообразил – этот пьяный, опустившийся фермер что-то знает. Он что-то знает.

Бросил на прилавок деньги, повернулся и побежал к машине.

Серебристо-серый седан полз по дороге, вихляя, как змея. Время от времени Ула жал на газ, ускорялся до положенных семидесяти, но тут же пугался и снижал до тридцати, как на привычном тракторе. Ландон, изнемогая от нетерпения, держался поодаль, но все же недостаточно – будь фермер не так пьян, он бы хоть раз глянул в зеркало и непременно обнаружил преследователя.

Они ехали к побережью. Ландон почти не сомневался: конечная цель – “Систембулагет” в Эрегрунде. Он пока еще не знал, как начать разговор, но сейчас главное другое – не потерять фермера из виду.

Ну прижми же, прижми… Ландон нетерпеливо барабанил пальцами по баранке. Шевелись!

Он выругался: BMW-530 медленно дрейфовал на встречную полосу. Получит в лоб и ни до какого Эрегрунда не доедет. Встречные же едут с предписанной скоростью, а часто и превышают. Вывернется из-за поворота – и два трупа. А то и больше.

Что-то насторожило его в блуждающем взгляде фермера. Где-то на самом дне светлых, наполовину скрытых отечными веками глаз то и дело вспыхивала паника. Взгляд человека, видевшего то, чего ему вовсе не хотелось видеть. У Ландона осталось определенное ощущение – это не алкоголь. Что-то за этим стоит.

BMW снизил скорость до пятнадцати. Мигнул правый поворотник, но тут же погас. Замигал левый, машина свернула на Эрегрунд и через четверть часа, заехав на тротуар, остановилась у желтого фасада “Систембулагета”.

Ландон припарковал “вольво” поодаль. Хотел подойти к фермеру, расспросить, но передумал. А вдруг тот сразу пойдет на попятный? Альтернатива выглядела такой же рискованной, но, по крайней мере, можно выиграть время – а вдруг удастся придумать что-то подейственнее. Главное, не ошибиться, второго такого шанса может и не представиться.

Завел мотор и объехал квартал в поисках более или менее незаметного места для парковки. Остановился, взял в руки карту и на полях записал имя: Ула Шёгрен. Номер машины. Подумал и добавил: серебристо-серая.

И еще два слова. Он еще не знал, что посвятит остаток жизни тому, чтобы их забыть.

Свинина из Фалунды.

Хелена вытерла лоб здоровой рукой и начала массировать темя. Голова болит невыносимо. Ощущение, что глазные яблоки вот-вот взорвутся.

Их уже несколько дней держали взаперти. Она насчитала три, но какое-то время была без сознания, так что могут быть и все четыре. Ночью слышала шелест дождя. Несколько раз вырвало. Все же нашла в себе силы доползти до входа. Хотя бы смочить рот – либо облизать ограду, либо успеть опустить губы в одно из грязных корыт. Каждый день они заливают из шланга воду, но через несколько секунд она собирается в лужи на глиняном полу. Совершенно бессмысленно, особенно если учесть, что почти все уже больны.

Огромное помещение разделено на ряды больших боксов, огороженных металлической решеткой. По сторонам единственного прохода желоба для корма. Густой, вонючий воздух. Запах просачивается в голову, медленно и неуклонно разъедает мозг.