Но Римма лишь вяло отмахнулась от него. Как будто уже забыла о его жалком существовании и не хочет о нем вспоминать.

– Ну чего ты? Думаешь о чем?.. Сама же говорила, что я нравлюсь… Хочешь, я тебя с родителями познакомлю?.. Машину возьму у отца, на реку свожу, там такие места…

Римма не реагировала на него… Не хотела реагировать. Он нес такой бред, что не будь у нее деловой заинтересованности в нем, она бы давно послала его на три буквы.

– Ну чего ты молчишь?

– Устала очень, потому и молчу.

– У меня дома отдохнешь. Ванну примешь, я тебе чистое белье постелю…

– Мне или нам? – пристально посмотрела на него Римма.

– Тебе… Ну, если хочешь, то нам…

– Не хочу… Пока не хочу…

– Ну, я тоже не хочу… – начал было он.

Но Римма его перебила:

– Ты голубой? – насмешливо спросила она.

– Нет! – ошарашенно мотнул головой.

Маленькая такая шалость с ее стороны. О чем она ничуть не сожалела. Мелкие такие уколы позволят ей держать самца в узде. Но не на расстоянии. Рано или поздно он поставит вопрос ребром, и тогда ей придется ему дать…

* * *

Ростислав смотрел на Вику пристально и с упреком. Раньше в его глазах стоял вопрос: «И долго ты, девочка, будешь меня динамить?» Сейчас он о том не спрашивал. Похоже, понял, что ничего у него с ней не выйдет. Быстро соображающий тип, ничего не скажешь. Почти неделю живет у нее в квартире, и только сейчас до него дошло, что не нужен он Вике.

Все это время она жила у родителей. И медленно подталкивала Ростислава к правильному решению. Он должен был уйти от нее и отправиться к своей бывшей жене. Но тот как будто ничего не понимал и продолжал жить у нее в ожидании чудного момента. Напрямую гнать его она боялась – он мог психануть и вообще уехать из города. Все должно было произойти само собой, тогда он, ущемленный одной женщиной, без психоэмоциональных срывов поспешит к другой, чтобы доказать себе, что как мужчину его еще где-то ценят. И этой женщиной должна была стать Виттория Франковна.

– Вика, я не понимаю, что происходит? Ты форменным образом обвела меня вокруг пальца. Только я не понимаю, зачем?..

– Затем, что ты мне нравишься…

– Но ты здесь даже не ночуешь.

– У меня дела…

– У тебя всегда дела.

– У меня женские дела, я тебе говорила… Потерпи немного…

– Не могу больше терпеть.

– Ну, извини…

Она вплотную подошла к Ростиславу, нежно плечом прижалась к его руке. Но он хоть и легонько, но оттолкнул ее от себя.

– Я тебя не понимаю…

– Если честно, я и сама себя не понимаю… С одной стороны, ты мне нравишься, а с другой…

– Что, с другой?

– Не знаю, как это тебе сказать… Мужчина ты видный, но какой-то неудачный… Нет, я не скажу, что ты неудачник. Но из-за того, что жены тебя бросают, я не могу относиться к тебе как к полноценному мужчине. Знаю, это бзик с моей стороны, но как бы то ни было…

Ростислав заметно расстроился.

– Я – полноценный.

– Умом я понимаю. Но еще есть логика. Глупая женская логика. Глупая и непробиваемая…

– Да, вас, женщин, трудно понять.

– И не надо нас понимать. Нас любить нужно… Кстати, ты ни разу не признался мне в любви…

– Э-э, повода не было, – растерялся Ростислав.

– Да ты не переживай, мне твоя любовь и не нужна… А то, что не любишь меня, так это понятно. Жену ты свою любишь… Всегда любил и всегда изменял…

– Всегда любил и всегда изменял… – эхом отозвался он. – Да, любил. И сейчас люблю…

– Это ты о какой жене, о первой или второй…

– О первой…

– А почему бы вам снова не сойтись?

– Ты же помнишь, она меня выгнала…

– Выгнала. А потом локти кусала… Я сама женщина, знаю, как это бывает… Хочешь, я тебя к ней отвезу?

– Она меня прогонит, – мотнул головой Ростислав.

– Значит, не хочешь, – сделала вывод Вика.

– Да нет, хочу.

– Тогда поехали… Я сама с ней поговорю, скажу, что целую неделю домогалась тебя, но бесполезно. Скажу, как ты рассказывал про любовь к ней…

– А вот это лишнее, – не согласился он.

Но в машину к Вике сел. А она отвезла его сначала в «Беллиссимо», а оттуда на Профсоюзную улицу, на которой Виттория Франковна жила в доме с его братом. Она была там, но Ростислава вряд ли ждала.

– Может, не надо? – глянув на Вику, робко спросил он.

– Это ты у меня спрашиваешь?.. Мужик ты или не мужик?

– Вообще-то, да…

Он собрался с духом, выбрался из машины, как будто пугливо, опустив плечи, прошел сорок-пятьдесят метров, отделяющих его от заветной калитки. Нажал на клавишу звонка. Видно, ему что-то сказали по громкой связи, потому что он стал говорить. Говорил, потом замолчал, гневно поджав губы. Плечи расправились, подбородок поднялся, на лице появилось выражение отчаянной решимости.

Ростислав снова нажал на клавишу звонка. Прошло минуты три-четыре, прежде чем ему ответили. Он разозлился так, что топнул ногой. Снова пауза в разговоре. И снова он нервно давит на клавишу звонка…

Из окна машины через забор было видно высокое крыльцо. Вика даже не поверила своим глазам, когда увидела выскочившего из дома мужчину. Ей не приходилось раньше вживую видеть Станислава Казимирова, но достаточно было вспомнить лицо с тюремной фотографии, чтобы опознать его.

Это был он. Глаза горят, лицо красное, рот перекошен… Но удивляла не его злость, а сам факт его нахождения в доме. Он в розыске, за его домом следят… Но, видно, плохо следят, если он сумел проникнуть сюда. А может, и вовсе нет никакого наблюдения…

Бегом вприпрыжку он спустился с крыльца. Вика не могла видеть, как он пересек дверь, но хватило того, что она увидела, как Казимиров набросился на своего брата. Сбил его с ног, насел на него, когда он упал на землю, ударил кулаком в лицо, еще удар, еще…

Ошеломленная Вика не сразу вспомнила, что в сумке у нее находится специальный пистолет для скрытого ношения. Ведь она участвовала в операции по розыску Казимирова, для этого ее и снабдили оружием, хотя никто и не думал, что ей придется схлестнуться с ним лицом к лицу.

Она бегом, размахивая пистолетом, приблизилась к преступнику на предельно допустимое расстояние. Казимиров продолжал избивать своего брата. И приговаривал, задыхаясь от лютой злобы.

– Я тебе говорил, мразь, забудь сюда дорогу!

Он даже не замечал, что Ростислав лежит под ним без сознания, а потому не может его слышать. И продолжал опускать кулаки на его разбитое в кровь лицо.