– Там некоторое напряжение, дружок?

Финлей осторожно прижал ладонь к его животу – в ответ дрогнула и напряглась мышца.

– Мне кажется, сэр, это аппендикс.

Страдалец испустил вздох, похожий на стон:

– Этот проклятый аппендикс беспокоит меня уже много лет.

– Вы наверняка считаете, что пора его удалить, сэр.

– Что? В такое время, как сейчас, в самый разгар сезона простуд, когда столько больных?

– Но, сэр, когда дело касается вашего здоровья…

– Неужели ты думаешь, что я сейчас, в самое напряженное время года, сдамся и слягу?

– Но, сэр…

– И переложу на твои плечи весь этот неподъемный груз – до тридцати вызовов в день к больным, да еще приемная, с утра до ночи битком набитая пациентами, а еще неотложная помощь в любое время суток! Никогда, Финлей! Уж лучше мне сразу в могилу.

Не обращая внимания на этот панегирик, Финлей достал термометр и вставил его в рот доброму доктору Камерону. Через минуту больной сам вынул его, громко вздохнул от досады и встряхнул:

– Я не покажу тебе температуру, дружок, иначе ты меня на неделю уложишь.

Финлей не ответил. Он взял термометр, вытер его носовым платком и положил обратно в футляр.

– Вы должны оставаться в постели, сэр, хотите вы этого или нет.

Затем он вынул ключ из замочной скважины, вышел, запер дверь снаружи и протянул ключ Джанет, которая, разумеется, подслушивала в коридоре, со словами:

– Джанет, дорогая, не выпускай нашего доброго доктора, пока я не вернусь с обхода. Давай ему только жидкую и легкую пищу. Я осмотрю его, когда приду. Скажи, а в приемной много народу?

– Она битком набита до самой двери, доктор. А из Андерстонской больницы только что поступило еще три вызова. Но послушайте меня, сэр, я вас не отпущу, пока вы не выпьете большую чашку крепкого горячего кофе и не съедите горячий тост с маслом. Я не даю ему остыть… – Слабый звон из комнаты больного остановил ее, и она поджала губы. – Так я и думала! Теперь целый день придется бегать вверх и вниз. Но сначала пусть подождет, пока я вас обслужу, согрею и накормлю.

Подкрепившись таким образом, Финлей вышел в переполненную приемную и почти два часа спустя отважился выскочить под холодный дождь, чтобы начать обход по вызовам. К полудню он еще не покончил с ними, но, поднажав, к половине третьего уже был дома. Его первыми словами, обращенными к Джанет, были:

– Как поживает наш больной?

– Сначала я хочу убедиться, что вы пообедаете, сэр. Я не дала еде остыть.

Замерзший, усталый и голодный, Финлей не сопротивлялся. Джанет с беспокойством наблюдала, как он жадно поглощает все, что она ставит перед ним.

– Теперь вам полегчало, сэр?

– Благодаря тебе, моя дорогая крошка Джанет, я чувствую себя лучше.

– Я боялась сказать вам, сэр, пока вы не поели, что еще три раза звонили из той же самой Андерстонской больницы.

– Черт! У них там обычная эпидемия гриппа! Ладно, это не важно. Как поживает наш собственный пациент?

Джанет плотно сжала губы:

– Настолько же уютно и удобно, насколько это возможно, благодаря моему выполнению его прихотей. У него в комнате чудесный камин, рядом, на прикроватном столике, фруктовый сок и свежие груши, а он лежит, опершись на подушки, и читает утреннюю «Кроникл», где, как я заметила, на первой полосе есть заметка о нем самом! «Наших читателей, несомненно, огорчит новость о болезни нашего самого достойного и любимого доктора Камерона. Во время вынужденного отсутствия его будет заменять молодой, деловитый ассистент доктор Файндлейтер». – Мрачно, сквозь зубы, Джанет выдавила: – Как вам это нравится, доктор Финлей, сэр? Клянусь на собственной Библии, я никогда в жизни не видела такой чертовой наглости!

– Это, возможно, просто опечатка, Джанет.

– Какая к черту опечатка! Он сам написал это, положил в конверт и вчера вечером велел мне отнести в редакцию «Кроникл». Если бы я знала, что там, то выбросила бы конверт в клозет. Потому что это часть его плана – самому возвыситься, а вас унизить.

Финлей выдавил из себя улыбку, но нижняя челюсть его не слушалась. Это было последней каплей под занавес, после шастанья под проливным дождем, да еще после этих больничных палат в Андерстоне.

– Бедный больной просил о чем-нибудь особенном?

– Как раз перед тем, как вы вернулись, он требовал мокрую выжатую горячую тряпку. Чтобы я положила ему на живот. Но когда через минуту я поднялась наверх, тряпка уже валялась на полу.

Финлей всерьез задумался:

– Джанет! Ты считаешь, что все это делается для нашего блага?

– Вы хотите сказать, для его блага, сэр. Это уже второй раз подряд, когда он вспоминает о своем проклятом аппендиксе, ну, в самое напряженное время года. Да, ты тут хоть в лепешку расшибись, а он будет уютно лежать в постели со всякими деликатесами под рукой. Хотите верьте, хотите нет, но он просит меня сбегать за горшочком лучшего заливного из телячьей голяшки.

Когда они вместе вышли из столовой, Финлей твердо сказал:

– Дорогая Джанет! Если проблема действительно в аппендиксе, его следует немедленно удалить. Если нет, то я хочу точно выяснить, что с Камероном!

– Он вбил себе в голову, что это аппендикс, сэр, что, дескать, в нем проблема. От этой мысли вы его не избавите.

– Тогда мы избавим его от аппендикса!

И Финлей направился прямиком к телефону. Закрыв дверь кабинета, он позвонил старому профессору, мистеру Николу, члену Королевской коллегии хирургов, одному из своих преподавателей в Королевской больнице Глазго. Финлей никому не рассказал о содержании своего разговора. Даже Джанет, которая внимательно прислушивалась снаружи, не разобрала ни слова.

Однако вскоре к Арден-Хаусу подъехала красивая блестящая машина «скорой помощи» с водителем в униформе, санитаром и медсестрой в белом, сидевшей возле кушетки, заправленной мягким одеялом. Тотчас же из машины с переносными носилками спустился санитар и в сопровождении Финлея направился в комнату больного, вероятно ведомый его громким храпом.

Три минуты спустя этот больной, которого Финлей и санитар на носилках доставили вниз, уже был в машине «скорой помощи» под присмотром медсестры, а Финлей и санитар в форме сели впереди рядом с водителем. Затем с глухим урчанием санитарный «роллс-ройс» покатил в Глазго.

О чем думал добрый доктор Камерон, лежа в комфортной обстановке и не ведая, куда его везут, мог сказать только он сам. Наконец он пробормотал, обратившись к медсестре, один-единственный вопрос, на который она ответила:

– В самую лучшую больницу Шотландии, сэр. Где вас осмотрит и вылечит лучший хирург Великобритании.

– Надеюсь, никакой операции, дорогая сестра, я не настолько плох.