Все пропало. Все! Подчистую!

Пропало вместе с мертвым Чарли Мэнксом и никогда не вернется.

Ламарский реабилитационный центр, штат Массачусетс

2012

В начале Рождества, когда Вик Макквин находилась в реабилитационном центре, отбывая свои двадцать восемь дней, Луи приехал к ней вместе с мальчиком. Ель в приемной комнате была сделана из проволоки и мишуры, и они втроем ели посыпанные сахарной пудрой пончики из супермаркета.

– Здесь все бешеные? – спросил Вейн без смущения.

Он никогда не был стеснительным.

– Тут только пьяницы, – ответила Вик. – Бешеные были в прошлом заведении.

– Значит, это улучшение?

– Повышенная мобильность, – сказал ему Луи Кармоди. – У нас в семье все отличаются повышенной мобильностью.

Хаверхилл, штат Массачусетс

2012

Вик выпустили в середине января, впервые за взрослую жизнь просохшую от алкоголя, и она приехала домой, чтобы посмотреть, как умирает ее мать, – чтобы стать свидетельницей героических попыток Линды Макквин завершить свою жизнь.

Вик помогала, приносила матери сигареты «Вирджиния Слимс», которые нравились Линде, и курила их вместе с ней. Мать не бросала сигарет, даже когда у нее осталось только одно легкое. Рядом с кроватью стоял потертый зеленый кислородный баллон, на боку которого значилось слово ОГНЕОПАСНО. Под ним изображался графический рисунок красного пламени. Линда прижимала маску к лицу, делала глоток воздуха, потом опускала маску на грудь и затягивалась сигаретой.

– Все нормально? Ты не боишься?

Мать указала большим пальцем на кислородный баллон.

– Чего? – спросила Вик. – Что ты разрушишь мою жизнь? Слишком поздно, мама. Тебя опередили.

После того как она оставила это место, когда ей исполнилось девятнадцать, Вик и дня не провела в одном доме с матерью. В детстве она не понимала, как темно было внутри ее комнаты. Здание стояло в тени высоких сосен и почти не получало природного света. Даже в полдень вам нужно было включать свет, чтобы посмотреть, куда, черт возьми, вы идете. Дом провонял сигаретами и мочой. К концу января мать отчаялась выздороветь. Темнота и отсутствие свежего воздуха вызывали у Вик воспоминания о желобе для белья в Доме саней у Чарли Мэнкса.

– Мы можем поехать куда-нибудь на лето. Можем арендовать, как раньше, дом на озере.

Ей не нужно было уточнять, что речь шла об озере Уиннипесоки. Оно всегда оставалось для них Озером, словно не было другого достойного резервуара воды. Так и Бостон всегда называли Городом.

– Я получила деньги.

Немного на самом деле. Она пропила бо́льшую часть заработанных средств. То, что уцелело, съели налоги и плата за различные административные учреждения. Но имелось еще достаточно, чтобы она находилась в лучшей финансовой позиции, чем среднестатистический восстанавливающийся алкоголик с тату и криминальным прошлым. Денег могло быть и больше, если бы она закончила следующую книгу «Поискового Движка». Иногда ей казалось, что она стала здоровой и трезвой лишь для того, чтобы закончить очередную книгу. Да поможет ей Бог. Она могла бы сделать это ради сына, но почему-то не стала.

Линда хитро и лениво улыбнулась, намекая на известное им обеим обстоятельство: до июня она не протянет и будет отдыхать этим летом в трех кварталах отсюда – на кладбище, где были похоронены ее старшие сестры и родители. Вслух она сказала:

– Конечно. Забери у Луи своего мальчика и привези его сюда. Мне хотелось бы провести время с этим парнем… Конечно, если ты не думаешь, что это навредит ему.

Вик не стала возражать. Выполняя восьмишаговую программу, она приехала в Хаверхилл, чтобы загладить вину. Годами ей не хотелось, чтобы Линда познакомилась с Вейном и стала частью его жизни. Она получала удовольствие, запрещая контакты матери с ее ребенком. Ей казалось правильным защищать Вейна от Линды. Теперь она хотела защищать Вейна от самой себя. Она должна была загладить вину и перед ним.

– Пока ты здесь, можешь познакомить отца с его внуком, – продолжила Линда. – Ты знаешь, он недалеко. В Довере. Недалеко от Озера. Все же налаживается, правда? Я знаю, он хочет встретиться с мальчиком.

Вик не стала возражать. Нужно ли ей бы заглаживать вину и перед Кристофером Макквином? Иногда она думала, что да… А затем она вспоминала, как отец остужал свои разбитые костяшки под холодной водой, и отбрасывала эту мысль.

Всю весну шли дожди, заставляя Вик сидеть в хаверхиллском доме с умиравшей женщиной. Иногда ливни были такими сильными, что ей казалось, будто она попадала внутрь барабана. Линда кашляла в резиновый тазик жирными сгустками пятнисто-красной флегмы и смотрела «Пищевую сеть» с громкостью, доведенной до максимума. «Уйти – уехать» стало казаться отчаянно необходимым – вопросом выживания. Когда Вик закрывала глаза, она видела предзакатное озеро и стрекоз размером с ласточек, скользивших над поверхностью воды.

Но она не решилась ничего арендовать, пока однажды вечером из Колорадо не позвонил Луи. Он предложил, чтобы Вейн и Вик провели это лето вместе.

– Парню необходима мама, – сказал Луи. – Может, испытаешь себя?

– Мне нравится твоя идея, – ответила она, стараясь держать голос спокойным.

Трудно было дышать. Прошло добрых четыре года с тех пор, как они с Луи перестали жить вместе. Вик не могла вынести, что он так беззаветно ее любил, а она так мало делала для него в ответ. Как и для самой себя.

Но одно дело было оставить Луи, и другое – отказаться от мальчика. Луи сказал, что Вейн нуждался в матери, однако Вик думала иначе. Это она нуждалась в сыне. Мысль о том, чтобы провести с ним лето – начать все заново, получить еще одну возможность проявить себя матерью, – вызвала в ней волну паники. И волну сияющей надежды. Ей не нравилось испытывать эмоции такой силы. Они напоминали ей о сумасшествии.

– А как ты сам к этому относишься? Доверить его мне? После всего того дерьма, что я натворила?

– Ах, детка, – сказал он. – Если ты готова вернуться на ринг, я полезу туда за тобой.

Вик не стала напоминать Луи, что, когда люди поднимались вместе на ринг, они выбивали друг из друга дерьмо. Не очень хорошая метафора. Видит бог, у Вейна имелось множество достойных причин предложить ей несколько раундов. И если ему требовалась боксерская груша, Вик была готова принимать его удары. Так она заглаживала свою вину.

Как она любила эти слова! Они нравились ей, потому что звучали как-то по-церковному.

Вик начала лихорадочно подыскивать место для летнего отдыха – в таком месте, которое немного соответствовало бы картинке в ее голове. Если бы у нее был «Рэйли», то она нашла бы идеальный дом за несколько минут, быстро проехав по Самому Короткому Пути – туда и обратно. Конечно, теперь она знала, что никаких поездок через мост не было. Ей открыли истину о поисковых экспедициях в колорадском психиатрическом госпитале. Ее рассудок являлся хрупкой вещью; мотыльком, стиснутым в руках, которого она носила с собой везде, боясь того, что может случиться, если позволит ему улететь – или быть беззаботно раздавленным.