Даже если граф д’Арси не превосходил их отца жестокостью, в тот момент он казался Скарлетт не менее гнусным. Теперь он держал ее руку в своей не мягко, как в шляпно-галантерейной лавке, а твердо, уверенно. Этот мужчина вовсе не был слабым и, если бы пожелал, мог бы остановить губернатора. Помолчав, Скарлетт посмотрела графу в глаза, силясь найти в них хоть что-то от молодого аристократа, писавшего ей нежные письма.

– Если вы это допустите, – сказала она, – если попытаетесь покорить меня под угрозой такого наказания, я никогда не стану вас уважать и подчиняться вам. Но если вы его отпустите, проявив хоть каплю того благородства, какое изображали в своих посланиях, то получите в моем лице хорошую жену, за которую заплатили. – Вспомнив слова, сказанные Хулианом в подземном коридоре, она прибавила: – Неужели вам действительно нужно, чтобы девушка легла с вами в постель только потому, что иначе пострадает другой мужчина?

Граф вспыхнул. Чувствуя, как сердце ее бьется все быстрее и быстрее, Скарлетт следила за тенями, мелькавшими на лице жениха. Стыд. Обида. Задетое тщеславие.

– Отпустите его, – проскрипел он. – Можете считать, что условия сделки выполнены.

– Но…

– Спорить я не намерен. – В прежде элегантно-благозвучном голосе графа зазвучали грубые ноты.

Губернатору, очевидно, было жаль лишаться игрушки, с которой он не успел наиграться вдоволь. Однако, к удивлению Скарлетт, отец выпустил Хулиана и без лишних слов толкнул его к двери:

– Ты слышал. Иди.

Хулиан с мольбой посмотрел на Скарлетт:

– Малиновая, не делай этого ради меня. Не отдавай себя ему. Мне все равно, что со мной будет.

– Зато мне не все равно. – Скарлетт захотелось в последний раз увидеть его прекрасное лицо. Показать, что он для нее уже не лжец и не мерзавец, а совсем даже наоборот. Но она не посмела взглянуть ему в глаза. – Теперь, прошу тебя, уходи, пока не стало хуже.

30

Кривые коридоры «Стеклянной змеи» на этот раз оказались как будто короче прежнего. Новобрачные уже поднялись на четвертый этаж и стояли прямо перед дверью спальни, а план, созревший в голове невесты, был так ненадежен!

Прежде чем просунуть в замочную скважину переданный ему стеклянный ключ, граф повернулся к Скарлетт:

– Знай: я хотел, чтобы все было по-другому. Там, под землей, все вышло не по моей воле. – Он посмотрел ей в глаза гораздо нежнее, чем в шляпной лавке. На секунду Скарлетт смогла заглянуть под маску лощеной наружности, которую он носил, как парадный сюртук, и увидела, что в глубине души граф загнан в ловушку, как и она сама. – Эта свадьба очень важна для меня. От мысли, что потерял тебя, я едва не сошел с ума и, когда мы спустились в тот подземный коридор, уже не мог рассуждать здраво. Но после того, как мы поженимся, все будет по-другому. Я сделаю тебя счастливой. Даю слово.

Свободной рукой граф убрал с лица Скарлетт серебряную прядь, и на протяжении одной жуткой секунды она боялась, что он сейчас наклонится и поцелует ее. Ей пришлось собрать все силы, приобретенные за неделю испытаний, чтобы не убежать и не отпрянуть.

– Я вам верю, – сказала Скарлетт, хотя ее слова были как никогда далеки от истины.

Она понимала: вещи, которые происходят в подземных коридорах, способны свести человека с ума, раздув его страх настолько, что он сможет совершить или допустить нечто такое, чего не совершил и не допустил бы в другое время. Вероятно, граф Николя д’Арси действительно не имел намерений обижать свою невесту и даже готов был позаботиться о ее безопасности, но сделать Скарлетт счастливой он не смог бы никогда. Ведь она хотела видеть подле себя только одного мужчину – Хулиана.

Внутри у нее все сжалось: граф отворил дверь. Она снова с беспокойством подумала о том, как уязвим ее план. Она могла неверно понять Хулиана. Хулиан мог неверно понять ее. Отец мог подкрасться и подслушать под дверью – Скарлетт говорили, что такие отвратительные вещи порой происходят.

Она вошла вслед за графом в жарко натопленную комнату. На ладонях выступил пот. Кровать выглядела еще более устрашающе, чем в первый день. Четыре деревянных столба, поддерживающие балдахин, напоминали прутья клетки. Сейчас граф загонит ее туда и задернет занавеси. Девушка бросила взгляд на шкаф, надеясь, что из него вот-вот появится Хулиан. Один человек вполне мог там поместиться, но дверцы оставались плотно закрытыми. В комнате никого не было. Только Скарлетт, граф и постель.

Оказавшись с невестой наедине, д’Арси снова переменил личину. На смену утонченности аристократа явилась механистическая деловитость. Сперва он снял перчатки и бросил их на пол. Потом принялся расстегивать пуговицы жилета, что всякий раз сопровождалось едва слышным тошнотворным щелчком. Нет, Скарлетт не могла этого стерпеть.

Видя, как отец истязает Хулиана, она наконец-то поняла, что тот пытался ей сказать, когда они вдвоем шли по туннелю. С детства она привыкла винить себя в том, как несладко приходилось Телле, ведь это она, Скарлетт, навлекала на сестру отцовский гнев своими проступками. Но теперь ей стало ясно: виноват был только сам губернатор Дранья. Никакой ее проступок не оправдывал его жестокости.

А сейчас Скарлетт и вовсе ничем не провинилась. Целуя Хулиана, она чувствовала, что все делает правильно. Два человека добровольно открыли друг для друга наиболее нежные и уязвимые частички себя самих. Это было то, чего Скарлетт хотела и чего заслуживала. Никто не имел права решать за нее. Да, отец всегда обращался с ней как с вещью, но она вещью не была и купле-продаже не подлежала. Скарлетт привыкла жить, думая, будто у нее нет выбора, и только теперь она начинала выходить из этого заблуждения. Выбор у нее был, но не всегда легкий, и зачастую принятие решения требовало смелости.

Раздался новый щелчок. Теперь граф расстегивал пуговицы рубашки. Он глядел на Скарлетт, давая понять, что следом за его одеждой на пол полетит ее мокрое платье, и тогда условия сделки действительно будут выполнены.

– Прохладно, не правда ли? – произнесла Скарлетт и, взяв кочергу, поворошила поленья в камине.

Когда пламя несколько раз лизнуло металл, он приобрел красно-оранжевый цвет – цвет отваги. Граф твердой рукой взял свою невесту за плечо:

– Довольно. Огонь уже разгорелся.

Скарлетт резко развернулась, направив конец кочерги ему в лицо:

– Не прикасайтесь ко мне!

– Дорогая! – Вместо желанного испуга на его лице появилось лишь легкое удивление. – Если боишься, мы не будем торопиться, только положи это, пока не покалечилась.

– Не беспокойтесь, я не покалечусь, – ответила Скарлетт, поднося раскаленную кочергу к ярко-зеленому глазу д’Арси. – Но вот вам может не повезти. Не двигайтесь и не дышите, если не хотите получить шрам через все лицо, как у Хулиана.

Граф на секунду задержал дыхание, но голос его оставался ровным.

– Полагаю, ты не понимаешь, что творишь, моя дорогая.