— Я жду компаньона, — назвал Плакидин вторую часть пароля и протянул руку.

Ахмеров ответил энергичным рукопожатием, сел за столик, скептически оценил скудный обед и с иронией заметил:

— Нет, так не пойдет! Вы что, решили меня уморить? — и, подозвав официанта, изменил заказ.

Начал он с шотландского виски и закончил кубинскими ананасами. От обилия на столе глаза Плакса округлились. Это не осталось незамеченным Ахмеровым. Он хитро прищурился и сказал:

— Что поделаешь, Иван, положение обязывает. Как говаривал один известный поэт — «Ешь ананас, рябчиков жуй! Радуйся жизни, проклятый буржуй!».

— Извините, Ицхак, по-моему, там шла речь о последнем дне этого жизнерадостного гурмана, — с улыбкой заметил Плакс.

— Не буду спорить. Но нам такое вряд ли грозит, — рассмеялся Ахмеров и, разлив виски по рюмкам, предложил тост: — За встречу и успешную работу!

Не успели они закусить, как официант — в надежде на щедрые чаевые — решил ублажить богатого клиента: снова подлетел к столику, согнулся в низком поклоне и поинтересовался:

— Господа еще что-то закажут?

— Спасибо, пока нет, — отказался Ицхак и, чтобы отделаться от официанта, ворчливо заметил: — Не суетитесь, любезный. Когда надо — я позову.

— Хорошо, сэр! — смешался тот и ретировался в подсобку.

Теперь, когда разговору никто не мешал, с лица Ахмерова исчезла маска счастливого жизнелюбца, и, понизив голос, он с тревогой спросил:

— Как там у нас?

— Тяжело, но выстоим, — не стал скрывать Иван.

— А он где?

— На месте. Седьмого принимал парад.

— Значит, не так страшно, как здесь малюют, — оживился Ахмеров и с ожесточением произнес: — Когда же эту погань в шею погоним?

— Скоро, ждать осталось недолго. Из Сибири свежие дивизии подтягиваются.

— Ну, слава богу! — к Ицхаку вернулось хорошее настроение, и он сменил тему: — Дома у меня как?

— Наши не забывают и поддерживают.

— Спасибо.

— К сожалению, я ничего от них не привез, сами понимаете.

— Конечно, конечно! — спохватившись, Ахмеров вспомнил об обеде и, кивнув на тарелку с жареной по-итальянски форелью, предложил: — Попробуйте, пока не остыло, великолепная вещь, особенно с соусом.

Ицхак знал толк в настоящей кухне. Ее запахи будили зверский аппетит, и Иван после лагерной голодухи с жадностью набросился на деликатес. Не отставал от него и Ахмеров, успевая сыпать шуточками и анекдотами. И когда появилось чувство сытости, он, не меняя благодушного выражения лица, принялся вводить Плакидина в оперативную обстановку.

Иван внимательно слушал и не переставал удивляться способностям Ицхака. Ему удалось почти невозможное: то ли благодаря природному обаянию, то ли каким-то гипнотическим способностям, он сумел найти подход и расположил к себе замкнутого и крайне осторожного друга президента Рузвельта — Гопкинса. Более того, сумел убедить его в том, что ему уготована выдающаяся роль стать доверенным лицом двух величайших деятелей — Рузвельта и Сталина.

Во многом под впечатлением бесед с Ахмеровым в июле сорок первого Гопкинс прилетел в Москву. Поистине царский прием, устроенный Сталиным в Кремле, еще больше укрепил Гарри во мнении о своей исключительности. Не посчитавшись с мнением посла США в Москве Лоуренса Стейнгарда и военного атташе Айвэна Питона, смотревших на Сталина, как на коварного и безжалостного восточного тирана, Гопкинс действовал по своему усмотрению.

Последовавшая на следующий день долгая и теплая встреча в кремлевском кабинете с вождем большевиков, на которой тот не жалел слов в адрес прозорливости Гопкинса и исключительности его миссии, только еще больше подогрела тщеславие спецпредставителя президента Рузвельта. Персональное бомбоубежище, эскорт охраны и прислуги, лучшие кавказские вина и блюда, о которых не могли мечтать послы США и Великобритании, окончательно вскружили голову Гопкинсу.

В Вашингтон он вернулся окрыленным, и на встрече с Ахмеровым, все еще пребывая под впечатлением бесед со Сталиным, горячо благодарил за ценные советы, которые помогли понять загадочную душу вождя большевиков. Ицхак, у которого было солидное официальное прикрытие, тонко укреплял Гопкинса в этом мнении и при каждом удобном случае искусно подогревал его честолюбие «дружескими личными посланиями товарища Сталина», чтобы исподволь подвести друга президента к мысли о необходимости более решительных шагов со стороны США по сближению с СССР. И это принесло результат.

Рузвельт внял доводам друга и стал критически относиться к оценкам Черчилля, подозревавшего «вероломного Джо» в двойной игре. Последовавшая вскоре американская военная и экономическая помощь России сыграла важную роль в ее войне с Германией. Во время того визита Гопкинса в Москву был достигнут и другой немаловажный результат — он бумерангом ударил по антисталински настроенному военному атташе Йитону, и не без активного участия Гопкинса его поменяли на лояльного к русским Феймонвиля.

Плакидин продолжал слушать Ицхака и одновременно оценивал его нынешние возможности в решении задачи, поставленной Берией. Отдавая должное мастерской работе резидента, он вместе с тем старался не подпасть под влияние незаурядной натуры Ахмерова и объективно оценить перспективы совместной работы. И чем глубже он задумывался над тем, что говорил Ахмеров, тем все большие сомнения возникали в успехе предлагаемого им замысла операции. Роль доверенного посредника между Сталиным и Гопкинсом, которую Ицхак взял на себя, являлась одновременно и плюсом, и минусом.

В этой совершенно новой ситуации Иван видел гораздо больше минусов. Одно дело — подчинить интересы США, что Гопкинс с присущей ему твердостью и целеустремленностью делал, совместной с СССР борьбе с фашизмом, где стратегические цели обеих сторон совпадали, и совсем другое — действовать по указке Сталина в борьбе с Японией. В случае, если бы Гопкинс понял, что его используют, то операцию ждал бы оглушительный провал. После этого даже самые «теплые и дружеские личные послания товарища Сталина» вряд ли бы исправили положение.

А когда Ахмеров перешел на детали предстоящей операции, то Плакидин потерял интерес к разговору. В нем крепло убеждение: предлагаемый Ицхаком путь неминуемо приведет в тупик. Под диктовку Сталина ни Гопкинс, а тем более Рузвельт никогда не будут действовать — это было очевидно. В нем крепло мнение: решение о более тесном сотрудничестве США с СССР и переход американцев к более решительным действиям против растущей военной экспансии Японии на Тихом океане должны вызреть в уме и сердце президента! Ивану становилось все более очевидно — задачу такого масштаба не под силу выполнить даже такому асу, как Ицхак. Пожалуй, только Сану, пользующемуся абсолютным доверием у Гопкинса и одному из самых информированных специалистов по Японии, она была по плечу.

Разговор подошел к концу. Плакидин не стал разубеждать Ахмерова в том, что предстоящая работа с Гопкинсом должна строиться через него, и предложил оставить окончательный выбор за Центром. На том они и расстались. Плакидин выехал в Вашингтон на встречу с семейством Лейба. Через его главу, Абрама, он надеялся восстановить связь с Саном.