– Можно, я закажу вам чего-нибудь выпить?

– Конечно, Барни. Может, я даже выпью то, что вы закажете.

В «Пабе у Лиффи» Барнаби сел напротив Костомола Брайана и присосался к бурбону.

– Я сделал одну вещь, – сказал он. – Хочу извиниться.

– Что вы сделали? Неправильно написали мое имя?

– Дурацкая история, – сказал Барнаби.

Он поведал Костомолу об Анжелике Халл и страховом полисе «Справедливых».

– Вы подписались моим именем? Я польщен, – ответил Костомол. – Эта дама, должно быть, настоящая конфетка. Если приедет в Нью-Йорк, познакомьте меня с ней.

– Я не имел права играть вашей жизнью, – сказал Барнаби.

– Когда надумаете трахаться в следующий раз, подписывайтесь моим именем сколько угодно, Барни, – вы играете своей жизнью, а не моей. Я дважды помочусь на вашу могилу. Или вы думали, что Костомола Брайана пора закапывать?

– Я вообще не так много думал, – сказал Барнаби. – Поддался глупому импульсу. Просто хотел вам сказать, что закрою полис через месяц, как только наступит срок выплаты.

– Ну-ну, платите дальше, если хотите, – возразил Костомол. – Правда, деньги можно потратить и получше. Скажите мне одну вещь.

– Какую?

– С чего вы надумали исповедоваться? Я разве поп? Ваше счастье, что мне понравилась ваша писанина.

– Трудно объяснить. Может, совесть замучила.

– Примите слабительное. И ответьте еще на один вопрос.

– Какой?

– Вы ставили на черного? Есть у меня такое подозрение, что вы поставили на черного.

– Вообще-то да, – ответил Барнаби.

– Я буду жить вечно, – пообещал Костомол Брайан.

Карл Ф. Отто наблюдал за тем, как Амос Арбутнот, эсквайр, осматривает Титана, еще воняющего кислотой и чернилами кальмара.

– Больше всего возни вышло с палкой, – сказал Отто. – Пришлось импровизировать, раз уж нельзя заглянуть под флаг. Поговаривают, будто некий сумасшедший семит из Кардиффа отколол ему кусок хрена, – что тут скажешь, этот деревенский народ до сих пор верит в колдуний и фей. Пришлось звать на помощь здравый смысл и познания в анатомии.

– У меня нет претензий к фаллосу, – ответил Арбутнот. – Он тверд и внушителен. Кроме того, мы также воспользуемся флагом. Мистеру Барнуму хватило проблем с Генри Бергом[54]и Обществом защиты животных, когда в «Новом американском музее» на глазах у посетителей змеи жрали живых лягушек. Мы не намерены демонстрировать публике каменный пенис и тем вызывать новые протесты. Вы отлично поработали, мистер Отто. Титан получился не просто братом-близнецом Ньюэллова Голиафа. Наш выглядит старше и мудрее. Но запах…

– Запах выветрится через несколько дней. Краски и химикаты способны состарить и придать подлинность любому идиотизму. Не завидуйте моей работе. Я всю неделю блевал в корыто.

– Что еще осталось?

– Не много. Добавить рябин на лоб и замазать красным вокруг носа и глаз, как у истинного исполина.

– Займитесь этим, – сказал Арбутнот. – И запомните, пожалуйста, мистер Отто, Титан и есть истинный исполин.

– Запомню. К концу недели его можно паковать в ящик, вешать бирку «Индейская керамика» и так отправлять. Скажите, мистер Арбутнот, вы собираетесь присутствовать на этом «часе решения»? Забавнее всего, что именно мне они поручили высверлить кусок черепа у своей окаменелости. Если у этих гениев есть глаза, они весьма скоро увидят, что их Голиаф не более чем кусок простого гипса.

– Спокойнее, мистер Отто. По некоторым причинам нам небезразлично, что они там увидят, и мы надеемся, они увидят нечто большее, нежели камень. И что бы они там ни увидели или ни сказали, мы готовы предложить тем же гениям провести аналогичные испытания также и на нашем экземпляре, В его голове эксперты обнаружат человеческую кость и кристаллический порошок, что явится доводом в пользу человеческой окаменелости.

– Так вот для чего столько трудов.

– Ф. Т. Барнум – мастер упреждающих маневров. Его девиз – «Используй любую возможность». В данном случае в дело пойдет все. Не должно остаться ни единого сомнения в том, что Титан – человек. На труп публика повалит куда резвее, чем на Сфинкса.

– Ньюйоркцы достойны своей репутации, – заметил Отто. – Я говорю это со всем уважением. С вами приятно вести дела.

– Как и с вами, сэр. Не часто встретишь талантливого художника, не обделенного практической сметкой.

– Твердый гранит. – Отто постучал себя по черепу.

– Нет нужды напоминать, что наш договор должен храниться в строгом секрете. Станет истинным бедствием, если, поддавшись вполне понятному искушению, вы решите похвастать столь прекрасным результатом. Это опасно для всех заинтересованных лиц, а для вас в особенности. Мистер Барнум – рациональный человек, но, если ему перечат либо его обманывают, сей характер быстро меняется. Наблюдать за этим тяжело. Человек теряет всякое самообладание.

– Не утруждайте себя угрозами, – сказал Отто. – Положите мне в руку деньги, и мой рот рефлекторно захлопнется. Что до похвальбы, то об этом не может быть и речи. Я жду не дождусь, когда закончу это творение и отправлю его своей дорогой. Вы заметили картины, которыми увешана стена, – аллигаторы, крокодилы, ядозубы,[55]ящерицы и рептилии всех сортов, а также омары, раки и прочие отвратительные природные формы? А вот другая стена – на ней божественные образы неземной красоты. Чтобы добиться сей титанической достоверности, мне пришлось иметь дело со зловещей границей, отделяющей уродство от красоты, и это было нелегко. Репродукция – не просто копия, а исполин полон неопределенности. Работа истощила меня, и отнюдь не одной лишь нехваткой сна. В действительности я подумываю провести пару десятилетий в Греции, колыбели современной цивилизации. Пусть то что мистер Барнум называет «страной янки от моря до моря», остается янки.

– Прекрасное путешествие, я вам завидую, – сказал Арбутнот. – И полностью поддерживаю ваше решение. Но вы ручаетесь, что этот титанический запах рассеется?

– Надо было вам его вчера понюхать. Словно выдержанная пеленка. Когда он доберется до Манхэттена, будет благоухать, как первая роза девственницы.

– Что ж, счастливого пути – и вам, и ему, – сказал Арбутнот.

Почему я горизонтален? Тело в ужимке, а лицо? Подгоните лицо по фигуре. Дайте лицу характер. Титан – не холоп. Вырежьте мне мину, чтоб нагоняла страх. Чтоб я стал похож на мерзкую кикимору. Кто мой двойник? Этим самозванцем займутся, и очень скоро. Мне интересен этот их Барнум, которому, по их словам, я нужен. И его «страна янки от моря до моря». Мой ринг?