* * *

Оливия

Три дня кряду шли дожди, и вот на четвертый день этот нескончаемый ливень прекратился, хотя тучи по-прежнему оставались темными и зловещими. Оливия поняла, что просто уже не может сидеть и дальше взаперти в большом особняке Вудмонта. Ей необходимо было двигаться, куда-то ехать, ощущать на лице свежий воздух, врывающийся в открытые окна машины.

Наехав правым задним колесом на скользкое место на дороге, «Понтиак» пошел юзом и дернулся вправо. Если бы машину вела Сэйди, она легко бы выправила ход. Подобное частенько случалось с автомобилями, особенно на мало наезженных проселках.

Однако за рулем была Оливия. И когда колеса вдруг забуксовали и машину резко занесло, она совершенно не знала, что делать. Сэйди, быстро протянув руки, схватилась за руль. Девушка сумела их уберечь от внезапно нависшей катастрофы, но машина все ж таки, тяжело тряхнувшись, съехала с дороги.

Сэйди тут же настояла на том, чтобы они поменялись местами. Когда Оливия немного пришла в себя от пережитого, Сэйди оставила ее сидеть на пассажирском кресле и, отправившись за помощью, две мили быстрым шагом отмахала до Вудмонта. Вскоре на место прибыли несколько мужчин с тамошней фермы и вытащили машину из кювета. В аварии никто не пострадал. «Понтиак» получил лишь незначительные повреждения.

Однако в ту ночь Оливия потеряла ребенка.

Либби

Наслаждаясь веселым течением ужина, Либби с улыбкой вытерла со рта Сэма крошки от лимонного кекса. За столом он устроился справа от нее, а Джефф – слева. Либби искренне радовалась обществу этих двоих братишек, находя даже очаровательным их грубоватое подзуживание друг над другом. Несколько раз они с Коултоном дружно рассмеялись над тем, что кто-то из мальчиков сказал.

– Итак, Либби, как же довелось вам познакомиться с моей матерью? – внезапно спросила ее Лофтон.

Дочь Элайны – этот новоиспеченный юрист – напряженно, изучающе глядела на Либби с противоположного конца стола. Она сидела по левую руку от матери и прямо напротив отца.

– Как уже сказала вам Элайна, я фотографировала свадьбу Джинджер, устроенную здесь, в Вудмонте.

Коултон положил свою салфетку возле тарелки. Хотя он и хранил молчание, но что-то в поведении Лофтон его как будто насторожило.

– И вы с ней, стало быть, сразу поладили? – продолжала Лофтон.

Улыбка на лице Элайны поблекла, и теперь она поглядела на дочь так, будто ждала, когда же грозовая туча прольется дождем.

– Лофтон, ты не нальешь себе еще бокал вина?

– Нет, мам, спасибо, – натянуто улыбнулась та матери. – Мне просто это любопытно, потому что моя матушка обычно не склонна звать на семейный ужин посторонних.

Сидевший по правую руку от Либби Коултон немного подался вперед. Он по-прежнему ничего не говорил, однако не сводил с Лофтон глаз.

– Я выросла в Блюстоуне, – невозмутимо ответила Либби. – И ваш отец даже приглашал моего отца, когда вы, маленькая, заболели. Моим отцом был доктор МакКензи.

– Да, он буквально поставил тебя на ноги, – подтвердил Тед. – У тебя стремительно развивалось воспаление среднего уха, и, если бы вовремя не вмешались, это грозило тебе потерей слуха.

– А что мы вообще тогда делали в этом городке? – спросила Лофтон.

– Умерла твоя прабабушка Оливия, – объяснила Элайна, – и мы приезжали к ней на похороны.

– И до свадьбы Джинджер вы с моей матерью ни разу не встречались? – продолжала расспрашивать Лофтон.

– Верно, – кивнула Либби. Она окончила пансион для девочек и всегда хорошо чувствовала, когда ее пытаются смерить и «прощупать». – А какова цель ваших расспросов, Лофтон?

– Я беспокоюсь за свою маму, – ответила та.

– Я сама в состоянии о себе побеспокоиться, – заметила Элайна.

Лофтон улыбнулась, вертя в пальцах полупустой бокал. У нее это был уже третий за вечер, и, видимо, вино давало о себе знать.

Тед недовольно воззрился на дочь.

– Все в порядке, Тед, – сказала Либби. – Я нисколько не возражаю против вопросов Лофтон. Я, можно сказать, открытая книга. Лофтон, есть еще какой-то груз, что вам хотелось бы снять с души, покуда я не уехала?

– Возможно, – невесело усмехнулась Лофтон.

– Лофтон, – упреждающе молвила Элайна. – Либби наша гостья.

– Прошу прощения, если случилось вас чем-то задеть.

Это двусмысленное извинение разозлило Либби. Она не понимала, что за вожжа попала Лофтон под хвост, но вовсе не собиралась ей как-то подыгрывать. Может, у той есть какие-то чувства к Коултону, которых она пока что не заметила?

– А мне нравится, когда Либби приезжает, – подал голос Сэм. – С ней весело.

– Мне тоже, – присоединился Джефф.

Либби отодвинула вино и потянулась за чашкой кофе, стоявшей возле десертной тарелочки с крошками от кекса. Сделала несколько глотков, зная, что это заметно ослабит действие вина. Издержками такого выбора было то, что теперь ей точно будет не уснуть до часа ночи.

Чувствуя, что Коултон искоса внимательно за ней наблюдает, Либби залпом допила остатки кофе, с удовольствием ощутив сладость осевшего на дне чашки сахара.

– Спасибо вам за чудесный вечер, но мне уже пора вернуться в город.

– Так рано? – с удивлением спросила Элайна.

– На самом деле да. Впереди сумасшедшая неделя. Надо отредактировать массу фотографий, к тому же еще назначено несколько новых деловых встреч. Когда работаешь на себя, приходится суетиться.

– Не могу не отнестись с уважением, – улыбнулась Элайна.

Либби поднялась из-за стола, тут же встали Тед и Коултон. Она пожала каждому из них руку, потом протянула ладонь сидящей Лофтон, которая как будто избегала смотреть ей в глаза:

– Благодарю за угощение.

Либби готова была поскорее уйти, но Элайна ее остановила:

– Позвольте, я заверну вам кое-что с собой. Здесь столько всего было наготовлено.

– В этом правда нет надобности, – попыталась возразить Либби.

– Но я настаиваю.

Отказаться было бы невежливо, между тем Элайна являла собой само гостеприимство.

– Спасибо, – произнесла Либби.

Десять минут спустя, нагруженная двумя пакетами пластиковых контейнеров со всевозможными угощениями, Либби еще раз попрощалась и вышла за калитку.

– Мы с мальчиками проводим тебя до машины, – вызвался Коултон.

– Не стоит из-за этого отрываться от ужина.

– Им все равно долго за столом не усидеть, – усмехнулся Коултон. – Даже чудо, что они ничего еще не разбили и не пролили.