Лещинский опустил руку. Растерянно, с каким-то суеверным трепетом смотрел на неподвижного траппера. Затем медленно и устало вытер лоб. Еще одно мгновение — и было бы поздно.

Робертс, казалось, ничего не заметил. Закутавшись в плащ, он проверил замок своей винтовки, отряхнул бороду и, небрежно кивнув, направился к спуску на озеро. Он ничего не сказал, но Лещинский знал, что от корсара ему уже не избавиться никогда.

...Поздней ночью выходивший до ветру Лука слышал выстрелы из комнаты Лещинского. Придерживая широкие исподники, промышленный насчитал четыре, вздохнул, плюнул и вернулся спать. В Большом доме привыкли к таким выходкам бывшего помощника.

Лещинский стоял против игральной карты и, всаживая пулю за пулей в туза, пожелтевший и закопченный дымом, шептал после каждого выстрела:

— Досконале...

Оставалось одно, верное, почти беспроигрышное. Впутать в заговор Павла и выдать всех Баранову. Тогда он один останется с правителем...

Глава шестая

Да, уже кончилось лето. Все эти дни бушевал шторм, залило мельницу, протекала недоконченная крыша школы. Нужно было всюду поспеть расставить людей, закрепить на якорях новое, готовое к отплытию судно. Корабль назвали «Вихрь», и теперь отставной лекарь занят был разрисовкой надписи на корме брига. Кусков с правителем подводили последние расчеты и описи товаров, направляемых в залив Бодего для расторжки с испанцами, отбирали людей в новое поселение. Павел распоряжался один, и ему некогда было даже подумать о вторичной отлучке из крепости.

Ураган требовал действия, и Павел радостно подчинялся его ритму. Он почти не спал, ел что придется, часто где-нибудь на ходу, у склада или сорванных мокрых пирсов. Ощущение уверенности и силы возвращалось к нему, и перед глазами снова вставал образ Наташи.

На четвертые сутки шторм прекратился, и «Вихрь» отплыл к берегам Калифорнии. Кроме Кускова и Круля, ушли на нем два десятка промышленных — будущих засельщиков новых земель — и четыре женщины. В трюмах лежали бобровые шкуры, ярославский холст с синим клеймом, топоры, сукно и ситцы, бочонки с ромом. Все, в чем могли нуждаться испанские колонии. Несколько кип отборных мехов предназначались настоятелям миссий и вице-рою. За товары Баранов рассчитывал получить зерно, подношения открывали доступ в бухту.

Королю Сандвичевых островов Круль вез шубу из сибирских лисиц, зеркало и отличной работы пищаль. Личный подарок правителя в знак дружбы.

Вечером того же дня Павел собрался к озеру. Теперь он наконец доберется. Повреждения, причиненные ураганом, были незначительны; большинство из них крестник правителя устранил еще во время бури; осмотром лабазов и ям занялся сам Баранов; встречать байдары, укрывшиеся в проливах, вызвались Лещинский и Наплавков. У Павла неожиданно оказалось свободное время.

Он не пошел старой дорогой. Хотелось забраться в гущину, пройти по местам, по которым брел недавно в крепость, вновь ощутить пережитое. Лес и горы возвращали к Наташе, напоминали простые, хорошие дни...

Тропа шла по склону кряжа, сквозь заросли кедров виднелось тихое море. Багрянец заката тронул верхушки волн, розовели буруны. Исчезли тучи, высокое небо было прозрачным и чистым. Казалось, после недавней бури снова вернулось лето.

Павел не торопился. До полной темноты оставалось еще много времени, заночует он на редуте. Он любил этот поздний час, застывший лес, синий туман в каньонах, глубокую тишину. Падал лист или осыпалась хвоя, трещала под ногами ветка, каждый шорох был значительным и полнозвучным. Он видел молодую хвоинку, выросшую среди корней орешника, лианы, опутавшие стволы берез, одинокую лиственницу на голом недоступном утесе. И он любил эту силу жизни.

Наташа... Он очень хотел ее видеть.

Выглянувшее между островками солнце вновь скрылось, темнее стали красные стволы сосен. Теперь Павлу казалось, что пробирается он слишком медленно, близкая встреча волновала, часто и громко билось сердце. Он свернул с каменистой осыпи, поднялся выше. За уступом скалы можно было разглядеть редут.

— В крепостцу, Павел Савелович?

От неожиданности Павел даже вздрогнул. На только что оставленной тропе из-за великана кедра показался Лещинский. Видно было, что он недавно с моря. Кафтан и штаны, подмоченные водяными брызгами, еще не просохли, кое-где блестела чешуя. Лещинский все время шел той же дорогой и только в последний момент очутился внизу.

Все хорошее настроение у Павла пропало. Лещинский испортил вечер, придется идти на редут, и вряд ли теперь попадет он в хижину Кулика. Раздосадованный, он молча шагал впереди, переступая расщелины и камни, раза два нарочно залез в топь. Лещинский действительно словно обрадовался встрече и случаю поболтать.

Говорил он без умолку. О недавней буре, о ловле сельдей, о Санкт-Петербурге, держался непринужденно и просто, как случайный, хороший попутчик.

Досада у Павла постепенно прошла, тем более что Лещинский вовсе не собирался заглядывать на редут. Он шел к горячим источникам взять серной воды для своего лекарства. Павел повеселел, слушая более внимательно, спросил о поисках байдарок. Когда же Лещинский стал рассказывать о новой Американской республике — ближайшей соседке колоний, — Павел окончательно заинтересовался и даже присел на камень. Времени еще оставалось достаточно.

Лещинский понял, что основное удалось. Самое трудное заключалось в том, чтобы вот так, якобы невзначай, встретиться и затеять нужный разговор. Теперь можно действовать. Несколько дней он караулил Павла, придумывал, с чего бы начать, чтобы не возникло и тени подозрения. Старая газета, добытая у Робертса, рассказы шкиперов помогли сломать лед.

Осторожно, издалека Лещинский пытался найти нужный отклик у собеседника. Говорил о коренных обитателях страны — индейцах, о будущем.

— Мы малая сила... — продолжал Лещинский, медленно, словно в раздумье разгребая веткой кедровые иглы. Тусклый желтоватый лоб его избороздили две кривые складки, как трещины. — Но и мы могли уподобить себя американским областям, схожим во многих начинаниях с нами и в отношениях к отечеству... Поистине vanitas vanitatum! — неожиданно оживился он. — Суета сует... Кроме величайших выгод в торговле, полученных метрополией от колоний своих, пособиям их она обязана многими завоеваниями от Испании и Франции. Канада, Новая Земля, Гваделупа... Колонии содержали во время войны сей двадцать пять тысяч войска, восемьсот корсаров вошли в долг, а Англия отдыхала на лаврах своих. И только став независимыми, обрели истинное процветание и выросли в мудрое государство... Павел Савелович! — вдруг поднялся он со своего места. — Не подумайте худо. Интересы отечества драгоценнее для меня, чем моя жизнь. И я знаю, о чем думаете вы и как страдаете... Именно — вы, потому и говорю открыто и смело. Покончить нужно с жестокостями, темнотою и косностью, спасти от уничтожения народы