Памва. Точно на сих он кричит, видно из следующего: «И сгорит трость от угля огненного и сожжется от пламени разгоревшегося. Корень их, как плоть будет, и цвет их, как прах, взойдет, не восхотели бо закона Господа Саваофа».

Друг. Да там же ниже говорится, что поднимет Господь знамение для народов, заблудившихся от дому своего на конец земли, и отзовет свистом своим. Свистом отзываются отдаленные заблуждением в поле или в лесу, живо на голос возвращаясь: «Не взалчут, не утрудятся, не вздремлют, не поспят, не распояшут поясов своих от чресел своих и не расторгнутся ремни сапог их, их же стрелы острые суть, и луки их напряжены, копыта коней их, как твердый камень, вменилися; колеса колесниц их, как буря, злятся, как львы, и предстали, как львища». Видите, сей род уже не таков, потому что там же следует, что «воззрят на землю – и се тьма жестокая в недоумении их». Сего роду был и Авраам: «Ужас нападет на Авраама». Откуда ж возьмется недоумение и ужас? Из разделения между светом и тьмою: Израилю страх Господен родится.

Антон. Пришел мне на ум Иаков. Сей также, пробудясь от сна, убоялся и говорит: «Как страшно место сие…» Пришел на ум и Павел, озаряемый светом небесным на пути: «Трепеща же и ужасаясь, говорит: „Господи! Что мне хочешь творить?“» Но любезная невеста весьма отважно говорит: «Крепка, как смерть, любовь; жестока, как ад, ревность; крылья ее – крылья огня; угли огненные – пламя ее». Сия также, видно, родня есть Израилева. Разделила воды, нашла пламень с Авраамом и влюбилась в него: «Вода многая не может угасить любви». Не ужасается, но тает от любви.

Квадрат. Невеста давно уже обозналась, узнав себя, и не впервые то говорит так, как и Давид: «Отразился на нас свет лица твоего». А прежде кричал: «Страх и трепет придет на меня…»

Памва. Самая правда. Она давно уже прежде сказала: «Душа моя изойдет во слово его». Вышла и сыскала того, что «небо и земля мимо идут», да не слова его. Искала ночью – не нашла. Потом, рассекши и бросив в стороны всю ночь, напала на то сокровище свое: «И свет во тьме светится». А сим самым истолковала для нас, что то значит «Книга Исход».

Друг. «Книга Левитская» вся согласна с нашим пением. А если она не по Господу, правде и царствию его, тогда уже давно нет ее в числе духовных книг. «Дух есть Бог», «Господь дух есть». Воспойте господу! Но смотрите, чтоб была песнь новая. Принесите господу, но чтоб все то было чистое. Все то старое, что тленное, все то нечистое, что проходящее. Новому новое дай, чистому – чистое, невидимому – тайное. Представьте себе прекраснейший, благоуханный нагорный сад, непрестающей утехи исполненный. Сколь желательно гостям войти в него. Но продраться нельзя. Непроходимые чащи, непролазный терновник, струповатые места окружают рай сей. О дражайший рай! Сладчайшая истина господня! Когда продеремся к тебе? Не допускает нас терновник церемониальный. В нем-то мы увязли.

А ты по ту сторону сей жестокой стены чуть-чуть блистаешь, радость наша. Но кто сквозь сию пустыню проведет нас? Блажен, кто узнал себя! Сей один имеет пастыря и вождя своего. С сим вождем Давид пролазит стену, не боится посреди самой тени смертной. Слово его был жезл внутренний Давиду. С сим жезлом он взошел на самую гору Царствия Божия и правды его. Страх Божий вводит во внутреннюю Библии завесу, а Библия, тебя ж самого, взяв за руку, вводит в свой же внутренний чертог, которого ты отроду не видывал, к тому другу, о котором Соломон: «Великая вещь – человек и дорогая – муж, творящий милость. Мужа же верного великое дело обрести». И тогда-то бывает то приточниково ж: «Брат, от брата помогаемый, как город крепкий». Библия есть брат-то наш. Он родился для сохранения нас, братьев своих. К целой Библии, не к одному Иеремии, говорит Господь: «Сын Человеческий! Стражем дал тебя дому Израилевому». Разве не слышите, что невеста поет: «Положил меня стражем в виноградах». Бродишь неведомо где, по пустым околичностям, а она тебя старается ввести в спальню матери своей. Да и о Христе недурно написано: «Она же, возомнившая, что садовник есть». Конечно, схож на садовника. Все богословные пророки, будто хранители сада.

Мы ж уже слышали Исайю, что виноград Господа Саваофа есть то дом Израилев. Мы тут же. Да мы ж то сами дом есть Божий. Они-то берегут: дабы мы не сошли из дома Господнего и от него самого с блудным сыном в страну далеко или в Иерихон с падшим в разбойники. Все сии стражи в одном человеке, я один во всех дух. Вот один! И первый сторож «возвратится в дом твой». Вот другой, Исайя: «Идите, люди мои, войдите в храмину вашу». Се-то те херувимы с пламенным оружием, хранящие внутри себя путь дерева жизненного, их же стрелы острые; вид их – как свечи огненные, лицо – как опадение горшка, род, спасаемый от Господа, серафимы, носящие уголь Божией премудрости. А как сами они колесницею и престолом живущего внутри их Господа суть, так и нас, заблуждающих на концы земли, возвращают во внутренность нашу, к главе нашей, к тому дереву жизненному, будто к безопасному ковчегу, о котором приточник: «Дерево жизни есть всем держащимся ее и поклоняющимся ей, как сила Господа». Мы ж, повинуясь им, вот что слышим: «Вы, друзья мои, и творите то, что я заповедаю вам». Отселе ничего не слушаю, если оно не ведет меня во внутреннейшую во мне скинию откровения. Там-то для меня рай сладости, а в нем плод дерева живого и воды такой же. Полно! Не говори больше мне никто ничего…

Памва. Принесите Господу, Сыну Божиему. Сын Божий Израиль приносит живому Богу своему жертвы и дары. На что? «Да не пропадет душа их». Рассуди сие, «чтоб не пропала душа их…» Дай нам, Господи, хоть немножко откушать, что оно значит? «Да заколют тельца перед Господом», – говорится там… Не коли! Слышь, не коли! Знай себя! Слушай Исайю: «Что мне множество жертв ваших? – говорит Господь. – Тука агнцев и крови юнцов и козлов не хочу. Кто взыскивает сего из рук ваших?..» Разве ты позабыл, что Бог наш есть огонь? Какая ж глупость нести мясо перед очи, перед пламеннодышащие очи того, пред которым всякая плоть, как солома, горит и исчезает? «Принесите Господу, – слушай Давида, – славу и честь». Если можешь вкус чувствовать в том, чего ты никогда не жевал, то можешь и любить то, чего не разумеешь. Знай же себя! Тут-то он.

Антон. Не разумели сего глупые жрецы. Думали, что дело в том состоит, чтоб заколоть тельца и сделать пир хорошенький. Описывает их дурость Исайя: «Те сотворили радость и веселье, закалывая тельцов и жрущие овец, как есть мясо и пить вино, говоря: – Едим и пьем, ибо утром умрем…» Сих утученных скотов называет Амос телицами васанских пажитей: «Жрецы, послушайте! Слышите слово сие, юницы васанитидские…» Послушай, какого тельца палит и сокрушает за любовь к Господу тот же Моисей во «Второзаконии»: «И грех ваш, его же вы сотворили, т. е. тельца, взял его и сжег его на огне, избил его и стер его очень, чтобы был дробен и был как прах…» Заколи грех в тебе, о человек! Убей в себе упрямость твою и гордость, досаждающую голосу закона вышнего. Сотри и сожги ее жаром любви твоей к Богу. Послушай Моисея и искорени зло из себя самого. Вот жертва! Вот запах благоуханный Господу! Вот приношение спасительное душе твоей! Разумейте сие вы, забывающие Бога. Слушайте, что говорит: «Жертва хвалы прославит меня, и там путь, им же явлю ему спасение мое».