«Матушка» бросается к ней.

— Все будет хорошо, дорогая. Мы справимся.

— На самом деле Бронте — потрясающий фотограф, — приходит на выручку Мария. — При мне Рейчел нахваливает ее сто раз на дню.

Отвечаю ей улыбкой.

— Сколько свадеб вы сняли? — спрашивает меня Бинки, нервно прикладывая пальцы к лицу.

— О-о. — Я морщю нос.

— Так много, что не сосчитать, — вместо меня отвечает Мария.

Неверно, это будет седьмая, хотя в этом году я присутствовала на восьми свадьбах, если учитывать бракосочетание Пита и Сильвии. И все-таки восемь свадеб — как-то негусто.

— Мы можем начать? — со всей любезностью спрашивает Мария.

— Дай уши, полагаю так, — отвечает мать Бинки.

Дай уши? А-а, в смысле «да уж». Если честно, такому акценту самое место в Букингемском дворце.

Бинки и Чарльз, ее будущий муж, женятся в соборе Эли. Церемония начинается в три часа, и стретч-лимузины увозят нас из загородного поместья Бинки, расположенного в Кембриджшире.

На невесте белое кружевное платье нестареющей модели с «хвостом русалки». Бретели и область талии усыпаны крохотными стразами, сияющими, словно бриллианты, и жемчугом. На руках невесты — белоснежные перчатки. Темные волосы уложены в замысловатый хохолок из вьющихся прядей, а в ушах поблескивают серьги, которые напоминают жемчужные капельки. Помаду она выбрала темно-красную, а глаза, обильно обведенные черной подводкой с чуть растушеванными линиями, кажутся особенно выразительными. Она выглядит словно звезда из сороковых, и кажется, будто сошла прямо с экрана.

В данной ситуации почти невозможно испортить фотографии. Как бы я ни снимала, она будет выглядеть великолепно.

Собор Эли, который коренные жители прозвали «кораблем среди болот» из-за того, что он высоко возносится над окружающей плоской и болотистой местностью, представляет собой величественную нормандскую церковь, не похожую ни на одну из тех, что я видела. Водитель кое-что рассказал мне о ней по пути — мать Бинки затолкала меня к нему на переднее сиденье. Я радуюсь короткой передышке: утро выдалось непростым. Мария едет в другой машине вместе с пятью подружками невесты, но, как только мы прибудем на место, она будет мне помогать. Пришлось уговаривать, чтобы она встала мне на замену. Сказать, что сильного желания она не испытывала, — не сказать ничего. В конце концов Рейчел подкупила ее. Как я поняла, следующие полгода уборкой занимается Рейчел, и, кроме того, Мария получит хорошую оплату. Если мы сможем сегодня выстоять, все сложится хорошо.

Я взяла сумку Рейчел, а Мария — мою. В принципе половина моего оборудования принадлежит Салли, но скоро я планирую прикупить пару объективов.

Когда мы подъезжаем, иду вместе с Марией и помогаю сделать парочку снимков с женихом. Когда-то она в шутку баловалась с фотоаппаратами Рейчел, но на всякий случай советую ей, если она сомневается, выбирать центральную фокусировку и высокое значение диафрагмы. Не сомневаюсь, что Рейчел нужны хорошие снимки, а не эксперименты Марии и не размытые фотографии. Но я уверена, что все получится как нельзя лучше.

Фотографирую свиту невесты на аккуратно постриженном газоне с каменным собором на заднем плане и тороплюсь в церковь. Глубоко вдыхаю. Алтарь расположен далеко.

Собор Эли намного просторнее, прохладнее и красивее внутри, чем все прочие церкви, в которых я бывала. Учитывая огромные размеры церкви, удивляет, что в ней я не впадаю в ступор, как случалось в церквях поменьше. Устремляю взор вверх, на выкрашенный в синий цвет потолок, и тороплюсь вперед по проходу между рядами скамей. Я планировала запечатлеть детали после обряда, но не могу устоять перед искушением и не сделать пары снимков по дороге. В собор могут свободно входить туристы, но зону у алтаря ограждает лента. С каждой скамьи спускаются целые водопады зеленых и белоснежных цветов.

Устанавливаю монопод за кафедрой и делаю пару снимков с женихом на фоне великолепного собора, бесконечностью простирающегося позади него. На нем черный сюртук, светло-серая рубашка и красно-буро-оранжевый галстук. Для съемки я взяла объектив Рейчел в 24–70 мм, так что я могу быстро переключаться между женихом, который стоит неподалеку, и невестой, направляющейся к алтарю с другого конца церкви. Я слишком нервничаю, не могу рисковать и поменять линзы — слишком поздно. Играет орган, и музыка разливается по бескрайнему пространству, а низкие ноты гремят так, что отзывается каждая клеточка тела.

Изо всех сил замотав головой, заставляю себя сконцентрироваться. Вот идет невеста.

Долгий же путь предстоит Бинки, ее пяти подружкам и двум девочкам, которые несут цветы, но, по всей видимости, они упиваются каждой секундой. Еще ни разу не видела такой слаженной на вид свиты: каждая подружка одета в длинное красно-буро-оранжевое платье с «русалочьим хвостом», каждая из них — стройная и симпатичная, и даже весят они, наверное, одинаково. Две девочки с цветами выглядят мило, точно ангелочки, в белых кружевных платьях с оранжевыми поясами, которые прекрасно вписываются в общую картину. Интересно, есть ли среди подруг Бинки дурнушки. Почему-то я в этом сомневаюсь. Даже если и есть, бедняжки точно никогда не вошли бы в свиту невесты. Представляется, что такой состав был избран исходя из совершенства внешнего вида девушек.

Я не могу дождаться, когда же смогу занять ту выигрышную для съемки позицию, которую выбирает Рейчел в церквях, но в итоге испытываю острое разочарование. Собор кажется таким огромным, что приходится сомневаться в том, что невеста, жених и гости вообще чувствуют себя сопричастными к службе. Никто не подносит платочки к глазам, а на лицах едва проступают эмоции. В какое-то мгновение ловлю себя на том, что обращаю больше внимания на группу туристов из Японии, которые фотографируют Октагон.

Как только церемония заканчивается, бегу изо всех сил в сторону выхода, чтобы сфотографировать жениха и невесту, когда они будут идти по проходу. Все это ради фотографий, а вообще мы никуда не торопимся, поэтому, как только они достигают конца огороженной зоны, они поворачиваются и приветствуют своих гостей.

На флеш-карте, которая стоит в фотоаппарате, почти не осталось свободного места, поэтому я становлюсь на колени и вынимаю из сумки черный чехольчик и меняю карту.

— Есть хорошие?

Подавляю вздох, подняв глаза на необъятную американку средних лет, уставившуюся на меня.

Не могу удержаться.

— Нет, если честно, сегодня неудачный денек.

— Что? — у нее меняется выражение лица, а потом она расплывается в улыбке. — Такие вы забавные, британцы, — говорит она и удаляется, переваливаясь с ноги на ногу.

Вообще-то я из Австралии.

Поднимаю сумку и иду искать Марию. Мы отсняли десятки фотографий в естественной обстановке в соборе, а потом вывели гостей на газон для групповых снимков.

Никогда еще мне не приходилось делать таких общих фотографий. В палатах парламента и то не наблюдается такого противоборства. Отец Бинки отходит от ее матери. Бабушка Беатрис хочет, чтобы кузен Эрнест держался от нее за километр. Тетя Роза и дядя Берти не разговаривают друг с другом уже три года. Нам дали прямые указания даже не пытаться поставить этих людей в одну и ту же группу, и у нас список длиной в мою руку до локтя, в котором обозначены все составы, в которых Бинки и Чарльз потребовали сфотографировать гостей.