Рассвет уже действительно близок. Небо просветлело, а на горизонте появилась алая полоска зари. Да и на самой территории АЭС тоже стало заметно светлее. Снова стали различимы разбросанные по земле витки оборванных высоковольтных проводов, куски железа и обломки трансформаторов, уже отмеченные и пронумерованные нашими взрывотехниками. А Углов все не выходил! Как скрылся в энергоблоке, так и пропал. Вообще никто из наших не выходил. Из чего можно заключить, что второй фугас по-прежнему не обнаружен.

От нечего делать я стал ходить вокруг воронки, считая воткнутые в землю металлические флажки с номерами, которыми взрывотехники помечали разбросанные взрывом обломки. Вскоре ко мне присоединился Ворон. Как и мне, парню надоело стоять без дела. Вместе мы насчитали тридцать флажков, соответствующие тридцати обозначенным фрагментам. Кроме этих тридцати, на месте взрыва было еще много обломков, но на них у наших взрывотехников флажков с номерами уже не хватило. А ведь еще не были пронумерованы те куски железа и обломки железобетонного основания трансформаторной подстанции, которые остались внутри воронки. Во время ночного осмотра никто из взрывотехников в воронку не спускался, так как она едва ли не до половины оказалась залита водой – пожарные постарались.

Я подошел к краю воронки и заглянул внутрь. Да уж, нашим взрывотехникам не позавидуешь. Чтобы качественно осмотреть все обломки, бригаде Терентьева понадобится несколько дней. И среди всей этой массы совершенно никчемного железа интерес представляют лишь несколько, скорее всего, совсем небольших фрагментов: детали корпуса и механизма разорвавшегося фугаса. Часть из них Терентьев и его парни уже нашли. Но, видимо, найденные осколки оказались слишком мелкими, раз даже такой дока, как Терентьев, не смог по ним определить модель фугаса. Чем попусту тратить время, может, имеет смысл поискать то, что не нашли наши взрывотехники? Эта мысль поначалу показалась мне чересчур самонадеянной. Но, немного поразмыслив, я подумал, а что я, собственно, теряю, и полез в образовавшуюся при взрыве воронку.

От нерешительности, а скорее от недоверия к собственным силам, моя нога соскользнула с влажного обломка бетонной плиты, и я, нелепо взмахнув руками, сорвался вниз. По правому боку шаркнул арматурный прут, торчащий из того же обломка. Если бы я не успел отклониться в сторону, этот штырь, наверняка, пронзил бы подмышку. Не смертельная рана, но в госпиталь можно было загреметь надолго. Да и потом еще, чего доброго, комиссовали бы. Но и без этого падение закончилось плачевно. Обе мои ноги по щиколотку – да какой там по щиколотку! – почти по колено утонули в глинистой жиже, покрывающей дно воронки. Холодная липкая грязь потекла мне в сапоги. И хорошо еще, что за ночь большая часть воды просочилась в землю, иначе бы я окунулся в эту грязевую лужу по пояс.

Сверху на меня недоуменно уставился Ворон. Решил, должно быть, что его командир окончательно спятил от безделья. Я не стал ему ничего объяснять, так как уже и сам жалел о своем необдуманном поступке. Однако признаться себе, что я напрасно вывозился в грязи, начерпал полные сапоги раскисшей глины и промочил ноги, оказалось еще сложнее, и я принялся методично осматривать воронку. Пусть Ворон думает обо мне все, что ему угодно, но я докажу, что лазил сюда не зря. Так, что тут у нас? Железный лист с обгоревшей краской – это кусок обшивки самой трансформаторной подстанции. Не то, в сторону. Переложить лист не удалось, он глубоко вонзился в склон воронки, но я не стал переживать по этому поводу. Если он понадобится взрывотехникам, пусть сами его вытаскивают. Дальше, угловой металлический профиль, еще какая-то железяка – все не то, не то.

Переступая сапогами по вязкой, жидкой грязи, я кое-как добрался до вдавленной в склон воронки бетонной плиты, расколотой пополам и удерживаемой прутьями арматуры. Вывороченная плита, естественно, не имела никакого отношения к взрывному устройству, и я, не тратя времени на ее осмотр, двинулся дальше. Вернее, попытался сделать следующий шаг. Но отяжелевший сапог едва не соскользнул с моей ноги. Чувствуя, что сейчас упаду, я поспешно оперся рукой о плиту. А когда выдернул завязшую в грязи ногу и хотел убрать руку, то оказалось, что я зацепился рукавом пожарной робы за торчащий из плиты крюк. Причем крюк оказался настолько острым, что распорол толстый брезентовый манжет. Чтобы окончательно не разорвать казенное пожарное обмундирование, пришлось остановиться и аккуратно освободить рукав. Освободить-то я его освободил, но при этом перепачкал все пальцы сажей, да и пожарной робе тоже досталось. Странный какой-то крюк. Я пригляделся к нему повнимательнее, покачал руками из стороны в сторону и выдернул из разлома бетонной плиты застрявшую там кривую металлическую пластину с зазубренными краями. А когда разглядел ее со всех сторон, то понял, что залез в воронку не зря. Забыл и про хлюпающие холодной жижей сапоги, и про мокрые ноги.

Пластина оказалась очень легкой, похоже, дюралевой и в то же время на редкость прочной. Я попробовал ее согнуть – никак. Хотя она и так была выгнута дугой. Странный какой-то сплав. С одной стороны она была серого стального цвета, а с другой совсем черная, покрытая толстым слоем сажи. По всей площади пластины были просверлены отверстия – в них тоже набилась сажа – довольно крупные – мой мизинец проходил туда свободно. Так что правильнее было назвать ее решеткой. Линия разлома как раз проходила по этим отверстиям. Мысленно продолжив изгиб найденной пластины, я попытался представить себе, как могла выглядеть деталь, осколком которой она являлась. Получилось кольцо, диаметром сантиметров двадцать или около того, сходящееся к одному краю на конус. Насколько я могу судить, в электрических трансформаторах таких деталей нет. Или есть? Ладно, Терентьев определит, заслуживает ли моя находка внимания. Пусть он не большой знаток трансформаторов, но в конструкции разного рода взрывных устройств разбирается отлично.

Оторвав взгляд от решетки-пластины, я поднял глаза кверху. Ворон все так же стоял на краю воронки и глазел на меня.

– А ну-ка, помоги мне.

Я подал Ворону руку, и он вытянул меня из воронки. Больше всего я боялся, что сапоги сползут с моих ног и останутся в грязной жиже на дне. Обошлось. Но вид мой от этого лучше не стал: по колено в глине, руки в саже, рукав разорван. Ай да боец «Вымпела»! Мне требовался чистый комплект одежды, чтобы попасть внутрь энергоблока, где работали наши взрывотехники, так как в моем нынешнем виде меня бы на станцию не пропустили. На предприятиях атомной энергетики поддерживается идеальная чистота.

Я требовательно взглянул на Ворона:

– Раздевайся.

Он сначала опешил, а потом, когда понял, что я имею в виду, запричитал:

– Товарищ капитан…

Но я решительно оборвал его:

– Быстро. У нас времени нет.

Ворон нахохлился – ну, точно, как самый настоящий ворон – но все-таки начал стаскивать с себя пожарный костюм.

– Каску можешь оставить, – пожалел я его.

Переодевшись в чистый костюм и сменив сапоги, я вместе с найденным осколком бросился к энергоблоку. Вахтеры-охранники пропустили меня без звука, видимо, были предупреждены. Оставалось найти Терентьева или кого-нибудь из его команды. Кто-то из попавшихся мне навстречу работников АЭС указал дорогу в машинный зал, где я рассчитывал найти взрывотехников, но их там не оказалось. Куда они забрались, в операционный, что ли? Оказалось, в подвал, граничащий с реакторным отсеком. Меня туда провел техник, которого я встретил в машинном зале. Одет он был в комбинезон, очень похожий на спецодежду медицинских хирургов, только рукава и штанины заканчивались резинками, плотно обхватывающими запястья и щиколотки. Прежде чем проводить меня к взрывотехникам, механик очень неодобрительно покосился на закопченную железяку у меня руках и мои вымазанные сажей пальцы. Страшно даже представить, какое впечатление произвел бы на него мой прежний пожарный костюм в пятнах грязи и ошметках налипшей глины.