Поскольку он выступал последним, девиз прозвучал как финальный, пафосный аккорд симфонии. Многие решили, что поле боя осталось за республиканцами. Но нет, по душе зрителям пришлись мирный тон Джека и стратегия неагрессивного патриотизма. А кроме того, впечатление от стартового поединка было столь мощным, что перекрыло воинственную риторику Никсона.

6

Последний раунд прошел 21 октября в Нью-Йорке. Говорили о Кубе, в отношении которой Штаты ввели эмбарго. Джек подчеркнул его неэффективность, ибо «коммунисты наступают очень быстро — в Лаосе, в Африке, на Кубе — везде». Не пришлось бы вводить слишком много эмбарго…

В ответ Никсон отверг возможность американской интервенции на Кубу, указав, что она станет «приглашением: идите, господин Хрущев, в Южную Америку».

— Откуда исходит угроза миру и свободе? — вопрошал вице-президент и отвечал: — Есть одна угроза миру и свободе — международное коммунистическое движение. Если мы хотим мира, то должны научиться иметь дело с коммунистами… Я знаю Хрущева. Я знаком и встречался с другими вождями коммунистов… И считаю, что надо выработать принципы взаимодействия с ними… позволяющие сохранять мир. И в то же время — расширять пространство свободы.

И вот тут неопределившийся избиратель столкнулся с проблемой: слова Никсона противоречили взглядам, которые он высказывал ранее. В команде Эйзенхауэра Никсон был, пожалуй, одним из самых жестких противников коммунизма и сторонников атаки на Кубу. Он был в курсе планов ЦРУ, которые вскоре приведут к катастрофе в заливе Свиней. Его позиция была известна, и речи о мире давали повод подозревать его в неискренности.

Отвечая, Кеннеди сказал: «В 1957 году я был в Гаване. Я говорил с американским послом. Дипломаты предупреждали: Кастро окружен марксистами и находится под их влиянием… Но… правительство ничего не сделало. Наша безопасность зависит от положения в Латинской Америке. Между тем… кандидат в президенты Бразилии апеллирует не к Вашингтону, а к Гаване, чтобы получить голоса сторонников Кастро…»

И дальше: «Кто будет доминировать в Азии в ближайшие пять — десять лет?

Коммунисты? Китайцы? Или свобода?[115] Достаточно ли мы делаем для этого? Мы довольны своей силой и престижем? Люди хотят подражать нам? Они признают лидерство Соединенных Штатов и готовы следовать за нами? Не думаю, что в нужной мере. Господин Никсон говорит: мы — сильнейшая страна мира. Это так. Но пять лет назад мы были сильнее коммунистов, чем сейчас. Равновесие под угрозой… Они строят ракеты и в 1962 — 63 году догонят нас. Последние 9 месяцев наш экономический рост был ниже, чем в других крупных промышленных странах. Когда я смотрю в небо, то вижу красный флаг на Луне»[116].

Джек атаковал «слонов» (а значит, и Дика), бывших у власти в последние годы и из сегодня: «Правительство не делает ничего в отношении Кубы»; и из завтра: «Кто будет доминировать в Азии в ближайшие пять лет? Китайцы?»; «Советы догонят нас»; с земли — «Признают ли люди лидерство США?», и из космоса — «Вижу красный флаг на Луне»…

— Думаю, — делился мыслями Кеннеди, — мы должны показать миру, что мы, хозяева свободной страны, стремимся быть первыми. Без всяких «если». Без всяких «но». Без всяких «когда». Просто — первыми. Если мы сильны, если мы — первые, то побеждает свобода; побеждает наше общество; расширяются перспективы всего мира.

Оба кандидата говорили много и в основном — по делу: о Китае и Тайване, Кубе и Южной Америке, дипломатии и военной силе, промышленном росте и спаде, ценностях и идеалах, о международной политике, угрозах, вызовах и возможностях нового десятилетия, о совести и вере. Но дискуссия подходила к концу. Завершались дебаты, которые журналисты назовут «Великими».

Последнее слово (если не считать реплик ведущего — звезды ABC Куинси Хоува) досталось Никсону. Но лишь по очередности — не по значимости. Он сказал: «…Следующий президент, лидер Америки и свободного мира, будет велик лишь настолько, насколько велик наш народ. И в заключение я говорю: твердо верьте в Америку. Следите, чтобы юные американцы верили в идеалы свободы и в Бога, в отличие от наших противников — атеистов и материалистов».

Сказано веско. И все же… Все же истинную точку в дебатах поставил Кеннеди. Завершая свое предыдущее выступление: «Не верю, что на свете есть тягота или ответственность, которую бы каждый американец не понес ради защиты своей страны, ради нашей безопасности, ради нашего дела утверждения свободы. Я верю: такова наша миссия».

В 1936 году Рузвельт сказал: «Это поколение приглашено на свидание со своим предназначением. Это предназначение — защищать Соединенные Штаты и свободу; и чтобы его исполнить, давайте выполним свой долг — возглавим страну и вновь приведем ее в движение».

Похоже, ошибаются те, кто считает, что в ходе дебатов победил не Кеннеди, а «более удачный телевизионный имидж как таковой»[117]. В финальных репликах четвертого раунда и всех дебатов — главная разница между соперниками: Дик спорил, стремясь одолеть соперника в студии, а Джек — обращался к нации. Как писал об этом Роберт Далек в книге «Незавершенная жизнь»: Кеннеди выступил как лидер, готовый решать ключевые проблемы страны…

* * *

Вскоре Харрис представил меморандум по итогам дебатов. Соотношение голосов составило 48 % против 43 % в пользу Кеннеди. Резюме: «этим мы обязаны в основном дебатам».

Данные опросов говорили: большинство смотревших дебаты сочли слова Кеннеди искренними и верными, поверили, что он хочет того, о чем говорит. И может добиться. Американцы увидели того, кого почти не знали вчера и кому решили доверить свое завтра.

7

«Лучшее, что дали дебаты избирателям великой демократии, — писал Теодор Уайт, — это политика, исчезнувшая сотни лет назад. Они показали двух мужчин в экстремальной ситуации и побудили решить, следуя инстинкту: за кем вы хотите идти во время кризиса? Это племенное чувство наследует эпохе Римского Сената… Следующие поколения лишь мечтали ощутить: а как это — выбирать вождя. В сильно урезанном виде это было доступно лишь капитанам Таммани-холла[118] и коммунистам в Кремле. Дебаты вернули миллионам древнее чувство личной оценки»[119].