Нужно, однако же, заметить, что поднятие бровей не всегда обозначает надменность, но иногда также и важность. Так, по Валерию Максиму, Сенека имел censorium supercilium, т. е. бровь, достойную римского цензора.

Точно также римский оратор, желая обрисовать не тираническую надменность, а внушительный вид Секста, выражает свою мысль вполне цицероновским красноречием:

Tanta erat grravitas in oculo, tanta frontis contractio, ut illo supercilio, tanquam Atlante coelum, respublica niti videretur.

(Он отличался такою важностью взгляда, таким нахмуриванием чела, что казалось, будто в его бровях государство находит для себя такую же опору как небо в Атланте.)

Альберт Великий также говорит:

Брови, часто поднимающиеся вверх, означают человека надменного, честолюбивого и смелого.

Комментируя древних, Гирарделли прибавляет:

Надменные люди по большей части имеют медленную и важную походку и выпрямленную шею; они часто останавливаются на ходу и осматриваются кругом; глаза у них беспокойные, большие, ясные и гордые. Так и Гомер описывал Ахилла, а Никита Коршат – Андроника.

Точно также Мишель Скот, которого я предпочитаю другим физиономистам, превосходно выразился:

Дугообразные брови, часто поднимающиеся вверх, означают человека надменного, отважного, тщеславного, вспыльчивого, дерзкого и т. д.

Но довольно цитат.

По отношению к мимике аффективные силы, группирующиеся вокруг самолюбия, представляют нам три различных категории выражения:

1. Выражения экзальтированной или удовлетворенной гордости.

2. Выражения униженной гордости.

3. Выражения гордости, умеряемой или исправляемой воспитанием и другими чувствами.

Если, согласно нашему методу, мы подвергнем мимику гордости расчленению на элементы, то результаты этого анализа представятся в следующем виде:

Синоптическая таблица мимики гордости

Как ни разнообразны, как ни многочисленны эти элементы горделивой мимики, но все они направлены к одной и той же цели: увеличить и возвысить нашу особу в тех случаях, когда самолюбие экзальтировано или удовлетворено, или же – умалить и сократить ее, когда гордость унижена. Здесь существует полное согласование геометрии с психологией, мимики с речью. По английски haugty (этимологически: высокий означает гордого; латинское же superbia (гордость) уже слишком очевидно происходит от слова super (над, выше). Глубокомысленный филолог мог бы придумать много вариаций на эту тему, которой я коснулся здесь только в общих чертах. В мимике происходит то же самое, что и в речи. Всей силою наших мышц мы стараемся казаться выше и шире, чем на самом деле. Из этих двух одновременных усилий, иногда противодействующих одно другому, весьма естественно и складывается форма надутой мимики надменности и тщеславия. И потому совершенно справедливо надменного человека сравнивают с павлином, который выступает гоголем со своим распущенным хвостом.

Мы поднимаем брови, веки, верхнюю губу, выпрямляем шею, туловище, талию; стараемся поднять кверху все главные или второстепенные части нашего «я», иногда обращаясь даже к шляпнику и сапожнику, чтобы они помогли нам в этой работе самовозвышения. Ах, если бы можно было укрепить шест к небу и взобраться в самую высь.

Все это – по поводу стремления подняться вверх. С целью же казаться толще мы надуваем щеки, расширяем грудь, упираемся руками в бока или в подмышки, расставляем ноги и покачиваемся справа налево и обратно; запускаем руку в прическу и взбиваем эту волосистую мураву; вообще мы стараемся захватить и в ширину столько же, сколько это удалось нам в длину, или наоборот выиграть в длину то же, что достигнуто уже в ширину, – смотря по тому, какую вы предпочитаете метафору, грамматическую или геометрическую.

После того, как мы уже раздались вширь и стали длиннее, увеличив всевозможными способами геометрические измерения нашего тела, мы стараемся расширить и наши движения; пальцы, насколько можно, раздвигаются один от другого и описывают круги; ноги также стремятся отойти, в сторону от туловища; часто мы захватываем с собой какой-нибудь объемистый предмет – плед, портфель или книги, лишь бы еще более увеличить размеры своих членов и вообще расширить горизонт нашей надутой особы. Есть особый характерный способ размахивания в воздухе носовым платком, по которому в девяноста случаях на сто можно отличить заносчивого человека.

Последней границей такого увеличения в длину и ширину, этой надутости во всех направлениях, является пыхтение, которое происходит в силу того, что дыхательные движения задерживаются для надувания щек и для придания голосу звучности; надо же воздуху, наконец, выйти, и он вырывается с шумом, который между прочим служит и тому, чтобы обратили на нас внимание.

По той же причине надменные люди вообще говорят громко, часто восклицают, пользуясь всеми средствами, чтобы произвести побольше шуму.

Надутому гордецу нельзя обойтись без того, чтобы не выказывать презрения к кому-либо или чему-либо, или даже пренебрежения ко всему человечеству; в оживленной мимике, внушаемой этим чувством, всегда замечается известный оттенок презрительной улыбки – иронической, язвительной или просто надменной. Надменная улыбка отличается от других видов выдвижением вперед нижней губы. Мышца, служащая для этого движения, справедливо носит название мышцы гордости (muscitlus superbus).

Слезы могут быть выражением внутренней радости тщеславия или удовлетворенной гордости, хотя это случается редко; более обычное явление – смех, и при закрытых дверях смех этот может показаться даже наивным, добродушным и шумным; иногда он сопровождается явлениями какого-то бреда, восторженности, конвульсии. Мы уже неоднократно повторяли, что все вообще выражения, раз они достигают крайних степеней своего развития, делаются между собою сходными и незаметно сливаются друг с другом.

Даже каучуковые шары не остаются вечно надутыми, а павлин, индюк и человек тем более не могут беспрерывно удерживать всю свою напыщенность. Но легкий и постоянный оттенок ее служит самым обыкновенным выражением надменности и придает лицу своеобразный и стойкий отпечаток.

Мимика всегда остается одна и та же, но выступает слабее и менее отчетливо, так что соответствующая мышцы привыкают постоянно находиться в состоянии умеренного напряжения. Даже во время сна такое лицо может сказать смотрящим на него, что самолюбие в нем бодрствует.

В научных сочинениях слово надменность или гордость употребляется в самом общем смысле, и здесь не место входить в филологически разбор синонимов названия этой могучей аффективной силы, этого смертного греха. Для нас достаточно, если слово выражает вполне определенно и ясно для всех известное понятие.

Синонимические и родственные с надменностью чувства имеют определенные названия, и каждое из них выражается различной мимикой. Мы пересмотрим их кратко.