Ревность и зависть, представляются смесью ненависти и страдания, не имеют характерной, самостоятельной мимики, но попеременно принимают то выражение гнев, или безмолвной ненависти, то постоянного озлобления или перемежающихся порывов бешенства, подобных клубам дыма, выбрасываемым локомотивом. В ревности могут чередоваться и смешиваться друг с другом любовь, ненависть и страдание, между тем как в зависти преобладает обыкновенно мимика оскорбленного самолюбия, а именно та, которая так похожа на выражение ощущения горького вкуса.

Презрение, испуг, ужас могут носить на себе печать ненависти, но к мимике этого чувства здесь примешиваются еще особые знаки отвращения, которые мы исследовали в нашей аналитической работе.

Жестокость есть особый вид ненависти; но она и сама по себе играет в сфере волнения и в мимике довольно видную роль, и потому имеет особое, присущее ей выражение. Можно и ненавидеть, и даже дойти до крайних степеней ненависти, не будучи вовсе жестоким; и наоборот можно обладать достаточной степенью жестокости, чтобы упражняться в ней с любовью, даже не питая при этом ни малейшей ненависти. Даже среди нас, при всем блеске цивилизации, при всем обуздывании страстей моралью и религией, можно встретить людей, жестоких от рождения, которые, правда, в силу каких-либо хороших или дурных соображений не делают зла другим людям, но за то заставляют страдать животных, наслаждаясь при этом зрелищем крови и убийства. Этот элемент жестокости участвует и в призвании, в силу которого некоторые люди избирают себе профессию мясника, хирурга, или палача. Я знал весьма достойных хирургов и мясников, которые, однако же, при исполнении своих обязанностей обнаруживали столько удовольствия и жестокой чувственности, что я мог вполне убедиться, что при отсутствии нравственной и религиозной узды они непременно сделались бы варварскими убийцами. Если вам случится присутствовать при смертной казни, на зрелище боя быков, или петухов, обратите внимание на мимику зрителей, – и вы, наверное, сделаете при этом не мало ужасных открытий. Перед самой виселицей или ареной вы увидите на лицах известные непроизвольные конвульсии кровожадности, которые заставят вас вспомнить и наших предков-людоедов, и великое братство зубов и когтей, разделяющее всех живущих на пожирающих и пожираемых.

Френологи для доказательства существования органа разрушительности, который они помещали несколько выше ушей, собрали массу примеров неодолимого стремления к жестокости. Я укажу только на один, взятый на выдержку из множества других подобных. Один священник сделался военным духовником единственно ради того, чтобы присутствовать при сражениях и видеть умирающих и раненых. Он вел переписку со всеми палачами даже отдаленных городов, чтобы получать от них известия о предстоящей где-либо смертной казни, и часто совершал далекие путешествия пешком, чтобы присутствовать при этом. Он любил также держать у себя домашних животных, а именно самок, с тем, чтобы иметь удовольствие отрезать их детенышам головы тотчас по рождению.

Выражение жестокости сосредоточивается почти исключительно в окружности рта, быть может потому, что в жизни нашей планеты убийство и пожирание суть два последовательных момента одного и того же явления, которое повторяется ежедневно миллионы раз. Рот сжимается, углы его до последней возможности оттягиваются и слегка приподнимаются вверх, как бы копируя улыбку, а дыхание часто сопровождается шипящими звуками. Глаз ясен, широко открыт и устремлен на жертву. Посмотрите на домашних, или на диких плотоядных животных, когда они выполняют свое предназначение, и вы увидите множество мимических картин, повторяющихся и у человека.

Никакое лицо настолько не напоминает мимику жестокости, как лицо сладострастное. Это ужасно, но так оно есть на самом деле. Любовь и кровь, смерть и воспроизведение в этом мире сменяют друг друга в короткие промежутки, часто даже без опускания занавеси между двумя последовательными актами. Рука, только-что совершившая убийство, спустя минуту уже ласкает, а губы, которые корчились лютым смехом, утопают в неге творящего поцелуя.

Ненависть, как и все волнения на свете, оставляет на нашем лице некоторые неизгладимые черты. И в народе часто говорят, что такой-то имеет вид завистника, ревнивца, злого, жестокого человека и проч.; в эти выражения, которые думают прочесть на лице, всегда входит один из элементов, присущих мимике ненависти.

Вопрос этот удобнее будет рассмотреть тогда, когда мы приступим к разбору критериев, с помощью которых можно оценивать нравственное достоинство физиономии. Здесь же мы остановимся только на выражении жестокости. У париев нашего общества оно может быть постоянным, но иногда оно служит даже племенной характеристикой для целого народа, у которого нет никакого понятия о нашей морали, и который живет только тем, что убивает и поедает себе подобных.

Посмотрите на наших каторжников: вы найдете между нами множество лиц свирепых, выражающих жестокость даже тогда, когда нет ни повода, ни возможности, убивать и резать. Вы увидите жестокое выражение на лицах этих несчастных в то время, когда они играют, шутят, едят и даже спят. Я уверен, что у них оказалось бы то же выражение лица, если бы случилось их наблюдать в минуты их любовных излияний.

Подобные физиономии я видел на фотографических снимках маорисов, папуасов, негров, северных и южных американцев. Собственными глазами я убедился в постоянстве такого выражения у тобасов и у различных племен, которые под общим родовым именем пампасов (тегвельхи, пегуэльхи, ранквельцы, арауканы и проч.) обитают в обширной равнине, расположенной к югу от Аргентинской республики и Чили. Эти мало симпатичные люди постоянно имеют нахмуренные брови и сжатые губы; на их устах никогда не заметно ласковой или веселой улыбки, и когда вы встречаетесь с ними один на один, где-нибудь в пустыне, вы тотчас хватаетесь за свой пистолет или за узду лошади, смотря по вашей храбрости, или по степени вашего боевого настроения.

Как ни обманчивы могут быть суждения о характере на основании физиономии, как ни редко встречается дух наблюдательности, – все таки самый невежественный в мире человек будет чувствовать себя в полной безопасности среди миролюбивого племени лапландцев; наоборот, он будет полон подозрительности и страха под кровом toldo в семействе пампасов: для этого достаточно ему только взглянуть на лица своих хозяев.

Кто видел хоть однажды в южной Америке тобаса рядом с киригуано, тот мог определить с первого же взгляда, который из них принадлежит к свирепому и жестокому племени, и который имеет честь считаться членом одной из главных отраслей кроткого и миролюбивого племени гуаранов, расположенного к любви и повиновению.

При исследовании бесконечного ряда выражений, к каким только способен человек, мы на каждом шагу находим подтверждение того закона, что мимика бывает тем яснее и характернее, чем сильнее и определеннее волнение, которым она вызвана. Мы можем констатировать этот закон при удовольствии и страдании, при любви и ненависти, при надменности и уничижении, представляющих собою главные психические движения человеческой природы, столь же древние, как и сам человек, и присущие всем обитателям земного шара. Напротив, стыд, скептицизм, религиозность являются уже чувствами производными третьего или четвертого порядка; они возникают только путем медленного и трудного развития, вследствие чего выражения их бывают неопределенны, скоротечны, изменчивы и мало характерны.