Единственный плюс: я была влюблена не в убийцу. Однако влюбиться в бабника-социопата, который присоединил тебя к своему гарему, – тоже приятного мало.

Я постоянно наталкивалась на письма от Распутницы635. Возможно, эта «распутница» не так сильно резала бы мне глаза, если бы я только что не прочитала «Опасные связи», историю распутства Вальмона и Маркизы. Теперь это слово буквально меня преследовало. Число 635 наводило на интересные размышления о засилье распутниц в Сети.

Я посмотрела, когда Распутница писала Беннетту в последний раз. Это было в день его смерти. Я принялась прокручивать их переписку – к самому началу. К той ночи многие годы назад, когда они познакомились в казино.

Распутница написала ему первая, сразу давая понять, кто доминирует в их отношениях. Она требовала, чтобы он делился с ней самыми темными и сокровенными тайнами; ее не интересовало банальное ухаживание, она сразу же пресекла все его первоначальные попытки продвинуться в этом направлении. Она сразу же открестилась от прозы жизни: никаких встреч за обедом, никаких ужинов при свечах и походов в кино; ей неинтересно, как проходят его дни; ей нужно, чтобы все было ярко, загадочно и запредельно. Ей хотелось, чтобы ее развлекали. А он, в свою очередь, получил долю такого внимания, которого раньше не знал, да еще от красивой и интересной женщины, не перестававшей его удивлять. Он получил раскрепощенную и умелую любовницу, которая удивляла его и в постели.

Она настаивала на том, чтобы Беннетт хранил ей верность, хотя в такой форме, какая в то время была ему чуждой и непонятной. Она особенно напирала на это и убедила его, что его преданность должна принадлежать только ей, ей одной, а все остальное – уже детали. Это стало особенно актуально, когда примерно полгода спустя она начала подбивать его на то, чтобы он спал с другими женщинами. Она хотела ему показать, что совершенно не ревнует и что его похождения на стороне лишь укрепят и углубят их близость. Он истолковал это как знак доверия, что позволило ей закрепить власть над ним.

Она восхваляла его, когда он соблазнял добрых, искренних, бескорыстных и целомудренных женщин. Она смеялась над этими женщинами и их робкими признаниями в любви, когда он пересказывал ей все свои разговоры. Она призывала его к тому, чтобы он ни в чем себе не отказывал, – и он не отказывал.

Через год у них случилась первая ссора. Она хотела, чтобы Беннетт бросил Саманту Купер, потому что с Самантой он становится невыносимо скучным. Когда Беннетт написал, что восхищается тем, что делает Саманта – она работала оператором на телефоне доверия для тех, кто пытался покончить с собой, – Распутница написала в ответ: Значит, ей нравится цацкаться со всякими ущербными неудачниками? После месячного молчания Беннетт пригласил Распутницу в кино – вместе с Самантой. Он предложил, чтобы Распутница села за ними. Когда фильм закончился и в зале зажегся свет, Беннетт спросил у Саманты, что она думает о картине. Ее пресный, банальный ответ был его подарком Распутнице.

А еще через два года он преподнес ей Сьюзен Рорк. И тогда же случилась их вторая ссора. Он считал, что она тоже занимается очень достойным делом – имея в виду не только ее службу в полиции, но и волонтерскую работу в приюте для бездомных, где она проводила бесплатные юридические консультации. Распутница вновь психанула, но Беннетт придумал, как с ней помириться. Он договорился, что они все трое встретятся на стрелковом полигоне, где Сьюзен научит Распутницу – Беннетт представил ее как дочь старых друзей семьи – приемам самообороны с применением легкого огнестрельного оружия. После занятия Распутница написала Беннетту, что он доставил ей истинное удовольствие; прикосновение рук Cьюзен Рорк, направлявших ее пистолет, шло дополнительным бонусом.

Даты писем уже приближались к тому периоду, когда я познакомилась с Беннеттом. Во мне нарастало тревожное ожидание пополам с дурными предчувствиями.

Что-то новенькое и интересное или просто новенькое? – писала Распутница. И буквально через пару часов: – Так что?

Беннетт ответил на второе письмо. Что-то ты на нее возбудилась еще сильнее, чем я.

Они говорили обо мне. Удивительно, сколько боли может тебе причинить человек, которого уже нет в живых!

Он потешался над моей дипломной работой.

От какой песни ее пробивает на слезы, но она стесняется в этом признаться. Ха! – писала Распутница.

Я чуть было не сорвалась к телефону, чтобы срочно позвонить Селии.

Распутница: Ты уже что-то с нее поимел?

Беннетт: Ты выражаешься как десятилетний мальчишка.

Я оторвалась от компьютера и подошла к окну. В воздухе кружился легкий снежок, но до земли еще не долетал. Меня не мутило, мне не было плохо. Я совершенно не злилась, мне не хотелось кричать и швырять в стену посуду. Меня охватило иное чувство – оно было тихое, безголосое, но не менее горькое и пронзительное. Жгучий стыд. В присутствии других мы чувствуем унижение; стыд – наедине с собой. Преодолеть стыд труднее.

На оконное стекло упала снежинка. Упала и тут же растаяла. Я видела, как она тает. Это заняло долю секунды. Что может произойти за секунду?

Я была рада, что догадалась сходить в аптеку и взять ксанакс. Я выпила сразу целую таблетку, уже зная, что скоро приму еще и вторую, не дожидаясь, когда подействует первая. Я не могла читать дальше, поэтому переоделась в пижаму и уселась читать дальше.

Я пыталась найти хоть какие-то зацепки, чтобы понять, кто такая Распутница. Она не прислала Беннетту ни одной своей фотографии. Но зато я нашла собственные фотографии, которые Беннетт пересылал ей. Никакого компромата там не было, но мне все равно не понравилось такое вторжение в личную жизнь: вот я жарю ему омлет, вот я сижу с полотенцем на только что вымытой голове. И даже одна фотография, как я кормлю Тучку, Джорджа и Честера. Распутница знала, кто я. Знала, где меня можно найти. А я не знала о ней ничего. Я пошла в спальню и заперла на замок решетку на окне, хотя понимала, что это не самая надежная защита. Я уже знала, что не могу читать дальше. Я просто не выдержу.

Однажды я уже пережила подобное убийственное ощущение собственного распада: те двое извращенцев издевались надо мной как хотели, а я была совершенно беспомощной и ничего не могла сделать. Даг. Кэндис. Она забрала у меня триста долларов, чтобы купить ему пиво. Она меня не развязала, когда у нее появилась такая возможность. Я читала электронные письма, словно раздвоившись: я тогдашняя и я теперешняя. Как будто смотришь фильм ужасов одновременно с субтитрами и со звуком – страх пробирает вдвойне. Наверное, мне было бы не так обидно, если бы он ей написал, что я не слишком хороша в постели.

Распутница: Она все еще трудится над дипломом – жертва изучает виктимологию?

Беннетт: И все-таки надо отдать ей должное: она жаждет знаний. Она к чему-то стремится.

Распутница: Не будь таким нудным. А в постели она тоже изображает жертву?

Беннетт: Джентльмены не выдают чужих тайн.