Когда Стивен спросил, что я имею в виду, в его голосе явственно слышалась скука. Я рассказала ему о царапинах с внутренней стороны двери в ванную. Он сказал, что царапины были с внешней, а не с внутренней стороны. Он хорошо это помнит.

– Ты только что вернулась с его похорон. Не забивай себе голову.

– Я уверена, что не ошиблась насчет царапин.

– Я бы запомнил, если бы они были с внутренней стороны. Но даже если ты не ошиблась, что это доказывает?

– Это доказывает, что в квартире с Беннеттом был кто-то еще.

– Знаешь, ты бы поговорила с Селией…

– Это не психологическая проблема, – ответила я. – Речь идет об улике, оставшейся незамеченной.

– И кто, по-твоему, был с ним в квартире?

Если сказать ему, что, по-моему, это была Саманта, он точно вызовет мне санитаров.

– Саманта. Мне нужно взломать ее электронную почту.

– Ты собираешься провоцировать сумасшедшую? – спросил Стивен.

– Так она же ничего не узнает. У тебя есть на примете какой-нибудь хакер, который возьмется за эту работу?

– За такое меня лишат права на адвокатскую практику, но я не буду тебе помогать не по этой причине. Дай мне слово, что позвонишь Селии.

Но вместо этого я позвонила Маккензи. На этот раз он сам подошел к телефону – потому что я звонила на мобильный. Если я правильно разбиралась в своих ощущениях относительно этого человека, он был рад меня слышать. Но я не особенно доверяла ощущениям, опасаясь принять желаемое за действительное. Я сразу же перешла к делу. Сказала, что мне надо кое-что посмотреть в полицейском отчете о смерти Беннетта.

– У тебя случайно нет копии?

И уточнила, что именно мне нужно проверить.

Он предложил заехать ко мне с полицейским отчетом сразу после работы. Я быстро составила мысленный список всего, что нуждалось в уборке и чистке, потом подумала: «Да черт с ним» – и поблагодарила Маккензи.

Час спустя я как угорелая носилась по квартире со старомодным соломенным веником. У меня была чудо-швабра, но я так и не сумела ее освоить. Потом я открыла коробку с влажными антибактериальными хозяйственными салфетками и, опустившись на колени, принялась оттирать кафельный пол в ванной. Жалко, что Стивен поторопился заменить дверь. Но для себя я решила так: если в полицейском отчете, который сейчас принесет Маккензи, я найду фотографию, где на внутренней стороне двери в ванную нет никаких царапин, я успокоюсь и выброшу из головы все подозрения. А пока что продолжу уборку. Главное – поймать нужный настрой. Скрупулезная и тщательная уборка успокаивает не хуже, чем дзен-медитация. Надо почаще устраивать дома «большую чистку», подумала я. А потом весь настрой пошел насмарку.

У меня в наушниках как раз заиграли «Лейк стрит драйв», когда музыка прервалась, сменившись мелодией телефонного вызова. Я достала из кармана айфон. Судя по междугородному коду, звонили из Мэна. Рене находилась в ярости. Она сказала, что ее совершенно не радует, что я даю ее номер каким-то психованным девицам, которые донимают ее, звонят по сто раз на дню, бьются в истерике и обвиняют ее в том, что она врет о смерти собственного сына. Эта девица, сказала Рене, утверждает, что она невеста Джимми. В заключение Рене попросила меня уважать ее право на уединение, отныне и впредь.

– Я ей не давала ваш номер, – сказала я. – Рене, мне очень жаль, что все так получилось.

Но Рене уже отошла от телефона. Трубку взяла Ванесса, такая же злая и раздраженная, как на похоронах брата.

– Может быть, вас, девочки, это и веселит… может быть, это шутка такая: называться невестами моего мертвого брата… но нам почему-то совсем не смешно. И маме особенно.

– Это не шутка. Никто ни над кем не смеется.

– Тогда скажи этой придурочной, чтобы она оставила маму в покое, – потребовала Ванесса.

– С ней вообще бесполезно о чем-либо говорить. У нее навязчивый бред.

– У вас у всех навязчивый бред.

Ванесса бросила трубку.

Мне надо было пройтись, чтобы собраться с мыслями и избавиться от неприятного «послевкусия» от телефонного разговора. Я надела пальто, сунула в карман кредитку и отправилась в дорогой магазин сыров. Надо было купить еще и вина… или не надо? Чем принято угощать человека, который придет к тебе в гости с полицейским отчетом и фотографиями твоего бывшего любовника, разорванного в клочки? В конце концов я взяла банку греческих оливок, самые дорогие в галактике сырные палочки и несколько бутылок местного крафтового пива «Злой близнец».

Я увидела Маккензи, когда свернула на Гранд-стрит. Он меня не заметил. Я думала, он приедет на велосипеде. Но сегодня он пришел пешком. Раньше у меня не было случая понаблюдать за ним со стороны, оставаясь невидимой. Одно дело, когда ты шагаешь рядом с человеком, и совершенно другое – когда смотришь на него издалека, причем он не знает, что ты за ним наблюдаешь. Он шел широким, пружинистым шагом, ступая на носки, так что пятки почти не касались земли; у нас в старших классах так ходили будущие «качки», и это меня раздражало еще тогда. Но Маккензи не важничал, не упивался собой. И он не несся вперед сломя голову, как будто он весь из себя занятой человек и его время ценнее, чем время всех остальных, вместе взятых. Он шел уверенно и спокойно, словно в ритме музыки, звучащей у него в голове, – музыки, которую мне тоже хотелось бы услышать.

Я понимала, что это нечестно и некрасиво, но все равно продолжала за ним наблюдать, не выдавая своего присутствия. Я шла за ним по пятам, держась на расстоянии в полквартала, пока он не остановился у моего подъезда. Я спряталась за почтовым фургончиком, припаркованным на въезде во двор, досчитала до десяти, шагнула на тротуар, окликнула Маккензи и со всех ног бросилась к дому, как будто до этого тоже бежала, боясь опоздать.

Он обернулся ко мне. Его улыбка явно не соответствовала мрачному содержимому его портфеля. Если бы встретились где-нибудь в баре, мы бы, наверное, обнялись, но сейчас у меня в одной руке был пакет с покупками, в другой – ключи, и нам еще предстояло подниматься по лестнице. Я помедлила у двери. Мне не хотелось, чтобы все пять пролетов Маккензи смотрел мне в спину, но я понимала, что он пропустит меня вперед. Хотя с чего бы я так напряглась? Мы просто шли вверх по лестнице, а не карабкались на кровать-чердак, где, если пара разделась еще внизу, первый, кто забирался наверх, являл партнеру не самый удачный ракурс.

Еще никто не бывал у меня дома после смерти Беннетта, не считая Стивена. Мне вдруг подумалось, что, возможно, Маккензи будет не очень приятно входить в квартиру, где произошло убийство. Впрочем, теперь уже поздно что-то менять. Оливка встретила нас настороженным громким лаем, но сразу же успокоилась, узнав человека, угощавшего ее сэндвичем с колбасой. Она уселась у его ног, радостно виляя хвостом. Он наклонился ее погладить, и она завиляла хвостом еще пуще, так что он превратился в белое смазанное пятно.