Не в силах совладать с собой, Левашов последовал за колдуньей. Девица зашла в воду и, погружаясь всё глубже, призывно манила. Евсей подходил к реке всё ближе.

– Вот так, не бойся, милый, шагни ещё шажок, – вязкой патокой обволакивали слова русалки, и Евсей ступил в воду.

Губы нечисти насмешливо растянулись, блеснув мелкими белоснежными зубками. Но, несмотря на то, что она продолжала отступать, княжич неожиданно замер. Русалка нахмурилась.

– Иди ко мне! – приказала она, но Евсей стоял, как вкопанный. Левашов сам не понимал, что с ним. Ноги стремились вперёд, но будто пудовые гири повисли на них и, придавив к земле, не позволяли сделать ни шага. Гневно оскалившись, девица поспешила к жертве.

– Пойдём! – недобро прищурившись, зашипела она, но Евсей не сдвинулся с места. – Ну, хорошо! – угрожающе улыбнулась колдунья и, снова запев, протянула руку.

Предчувствуя беду, Левашов зачаровано следил за белоснежной ладонью. Казалось, рука речной девы испускает слабый голубоватый свет, и чем ближе она становилась, тем сильнее его пронизывало мертвецким холодом. Сердце княжича судорожно билось, но он так и не мог пошевелиться. Глаза русалки зловеще блеснули, и она прикоснулась к человеку. Но стоило девице дотронуться до груди Левашова, как, пронзительно взвизгнув, она отпрянула. Моментально прекратив петь, водяная ведьма в недоумении уставилась на свою пылающую алым огнём ладошку. Желая загасить жар, она поспешно опустила руку в воду. Раздалось сердитое шипение, и облачко белого пара, всколыхнувшись над гладью реки, взметнулось ввысь и грациозно растаяло в воздухе. От прикосновения нечисти грудь Евсея тоже обожгло, но он не чувствовал боли, то было блаженное тепло.

Русалка отступила глубже в воду и, склонив голову, насторожено уставилась на княжича.

– Чего у тебя там? – спросила она, и Евсей, сам не понимая, что могло обжечь и его, и колдунью, растеряно взглянул на свою грудь. Запустив руку за пазуху, Левашов извлёк дар Таяны.

Увидев оберег, русалка зло скривилась:

– Таянка подарила, – догадалась она. – А я-то думаю, чего это на тебя мои заклятия не действуют?! – фыркнула нечисть, но неожиданно широко открыла глаза. – Так как же она любит тебя! Ты обманул её, обидел жестоко, сердце разбил, а она продолжает тебя оберегать? А любовь её настолько сильна, что защищает от чар колдовских?! – изумилась речная дева, и из её глаз покатились слёзы.

Скатываясь по щекам, прозрачные капли, блеснув таинственным светом, падали в реку. Коснувшись зеркальной глади, они, издавая мелодичный звон, тут же превращались в жемчужины и плавно погружались на дно. Печально взирая на княжича, русалка молча плакала. Наконец она нахмурилась и опустила глаза. Постояв некоторое время в унылой задумчивости, водяная дева вновь вскинула ресницы, и словно ветром обдуло Евсея.

– Так вот что я скажу тебе, княжич, – нарушила тишину русалка. – Не будет тебе без Таяны счастья! – и, победно улыбнувшись, она осушила глаза. – Слышишь? Не будет!

Слова колдуньи громко разнеслись по воде, и она нырнула в воду. Заворожённо уставившись на круги, оставленные русалкой, Левашов так и не решался пошевелиться, но тут нечисть показалась уже на середине реки и, злорадно засмеявшись, она вновь воскликнула:

– Не будет тебе счастья, Евсей! Потерял ты счастье своё, княжич!

Смех водяной девы звонким журчанием прокатился по реке, сердце Левашова беспокойно сжалось, и он зажмурился…

Евсей открыл глаза…

Томясь от скуки, солнце, будто ради развлечения, запускало по реке сверкающих зайчиков. Искрясь и вспыхивая, озорные непоседы игриво скакали по взволнованной ряби воды и, забираясь в заросли стройного касатника49, растекались светящимися лужицами. Некоторые лучи, добравшись до берега, путались в густых прядях прибрежных трав и, нахально шныряя по лицу, слепили Евсея.

Радуясь новому дню, птицы суетливо прыгали с ветки на ветку и громко возмущались праздному безделью незваного гостя. Княжич приподнялся и тряхнул головой. «Это что же, мне всё привиделось?» – облегчённо понял Левашов и протёр глаза.

Костёр, рассыпавшись серым пеплом, давно погас, тело мужчины ныло, а грудь в том месте, куда прикоснулась приснившаяся ночью русалка, отдавалось тупой болью. Евсей взглянул на грудь: оберег Таяны оставил на коже заметный след. «Видно, лёг на него неудачно, вот он и впился», – предположил княжич. Потянувшись, он огляделся и неожиданно обнаружил, что его ноги почти касаются воды. «Где-то, наверное, хороший дождь прошёл, вот река и поднялась» – рассудил Левашов.

Присев, Евсей зачерпнул воды и, плеснув в лицо, насладился отрезвляющей прохладой. Ночной морок окончательно растаял. Стекая по коже, капли, сверкнув на солнце, звонко возвращались в реку и, коснувшись глади, расползлись множеством кругов. Снова зачерпнув воды, Левашов умылся и почувствовал себя обновлённым. С интересом наблюдая за ленивым покачиванием волн, княжич уже собрался подняться, как вдруг его внимание привлекло слабое мерцание. Приглядевшись, он с удивлением обнаружил покоящиеся на песке жемчужины. Они лежали ровно на том месте, где во сне стояла русалка.

Левашов растерялся, но немного подумав, зашёл в воду и выудил перламутровые горошины. Их набралась целая горсть. Жемчужины оказались все как на подбор: удивительной красоты, одинаковой формы и размера. В недоумении разглядывая находку, княжич почесал затылок. Он не знал, чем объяснить появление драгоценной россыпи. «Разве что красавица какая не заметила, как обронила. Да только в камне отверстия для нити нет», – размышлял Евсей, но, так и не отыскав разумного ответа, спрятал жемчужины в кошель.

Быстро собравшись, Левашов вскочил на отдохнувшего гнедого и ещё раз окинул взглядом реку. По водной глади пробежал ветерок и, шаловливо забравшись в прибрежный камыш, насмешливо прошуршал:

– Не будет тебе без Таяны счастья, Евсей!

Княжич нахмурился, тяжело вздохнул и тронул коня. А ветер, между тем выбравшись из камыша, пробежал по листве кустов:

– Не будет тебе счастья! – тихо зашелестели ветки орешника.

Мужчина сердито хмыкнул и поскакал по лесной дороге. Деревья-великаны обступили всадника со всех сторон и неожиданно дружно, качнув кронами, лес прогудел:

– Не будет тебе счастья, Евсей.

Левашов помрачнел, Таяна не выходила из головы, и мысли неустанно возвращали его к девушке. Тут птахи, выпорхнув из травы, уселись неподалёку и, пронзительно пересвистываясь, насмешливо закричали:

– Не будет! Счастья!

– Счастья! Не будет! – щебетали непоседы.

– Не будет, не будет, – поддерживал птиц цокот подков.

«Да что же это такое?!» – разозлился на себя княжич, и неожиданно всё пропало.