— Я седьмой принц Фибии, — начал он.

Каду приготовилась внимательно слушать.

— В Фибии принца женят на богине по исполнении шестнадцати лет. После этого его считают взрослым мужчиной, а также юным богом. Если первая брачная ночь проходит хорошо, то богиня может наградить нового мужа дарами.

Каду терпеливо ожидала продолжения. Когда поняла, что его не последует, то робко попыталась поддержать разговор:

— Отец рассказывал, что во многих землях существует ритуал символического слияния с богами и богинями.

— Не символического, — покраснел Льешо.

Он мог выразить словами любую мысль так, что даже чужеземец понял бы его. Единственное, чего он стеснялся, — поднять взгляд.

— Принц постится в храме, и к нему является богиня. Во плоти, от которой он вожделеет. И они… она… если он удовлетворит ее, то утром проснется обновленным. Не то чтобы это сразу все заметили, — поспешил объяснить Льешо, — но постепенно у него развивается какой-нибудь дар, умение или сила от богини. Адар — лекарь. Балар постиг тайны вселенной, Льюка видит прошлое и будущее. — Льешо добродушно усмехнулся. — Трое из моих братьев заснули и не удовлетворили богиню. Они обыкновенные люди. Хотя они, конечно же, утверждают, что лучше всех справились с задачей и талант состоит в умении жить в мире и согласии с самими собой.

Льешо задумался, насколько изменилась умиротворенность его братьев спустя столько лет после падения Фибии. Каду сгорала от нетерпения узнать суть дела.

— Какое отношение имеют религиозные верования фибов к вероломному магу господина Ю?

— Седьмой принц обладает особым благословением, — процитировал Льешо, — любимец богини, его дар стоит вне всякого сравнения. Вчера был мой день рождения. Когда началось нападение, я находился в часовне. Я не успел завершить обряд. — Он очень хотел, чтобы Каду поняла. — Богиня не явилась ко мне! По крайней мере я так решил, но ее светлость говорит, что я ошибаюсь: она пришла и осталась довольна мной, хотя я и не доставил ей наслаждения в той мере, как должен сделать принц. Если она наделила меня силой седьмого принца, то мне лучше умереть сейчас, пока мастер Марко не заподозрил это. Он злой. Все, к чему он прикасается, погибает. Я не знаю, кому он служит. Явно не мертвому господину Чин-ши и не Ю, пригревшему на груди змею и вообразившему, что он хозяин положения, в то время как сам является лишь орудием для достижения целей мастера Марко.

Каким-то образом мастер Марко догадался, кто я. Если он захватит меня живым, то воспользуется моей душой как оружием. Мой народ погибнет. Твой тоже. Лучше убить меня на месте, чем позволить такому случиться.

Льешо оперся на седло и закрыл глаза, почувствовав головокружение, появлявшееся у него, когда он сильно устанет. В подобном состоянии он плохо воспринимал окружающее, так что ему было все равно, поверила Каду или нет. Лишь бы не мешала спать. Льешо не стал рассказывать о клятве, данной духу в заливе, решив, что одно потрясение — максимум с чем каждый их них мог справиться.

— Черт! — послышался голос Каду из глубины его сна. — Мой отец знал, что мастер Марко обладает огромной силой, — объяснила она, когда Льешо с трудом поднял веки.

Даже из того отдаленного места, куда переместился его уставший мозг, было ощутимо ее беспокойство.

— Насколько велика его сила? Есть фибская поговорка: ученики занимаются волшебством; вокруг мастеров оно происходит само собой. И еще одна: хороший маг не оставляет следов на земле, плохой маг не оставляет следов на снегу. У фибов, как ты понимаешь, магия не достигла высокого уровня. Они не могут отличить настоящего колдуна от человека, который причастен к великим событиям волей случая, хоть и не обладает сверхъестественной силой. Марко не фибин, конечно же, но если он сознательно спровоцировал смерть господина Чин-ши и правителя, а также борьбу ее светлости за провинцию Тысячи Озер, то он очень, очень могущественен.

— Могущественней, чем мой отец? — спросила Каду с откровенным страхом.

Льешо пожал плечами, шаркнув по кожаному седлу, подпирающему его голову.

— Не знаю. Сам я не маг. Просто слышал поговорки.

— Ведьмы Шана говорят, что хорошая колдунья всегда наденет колокольчик на шею.

— Вопрос в том, — предположил Льешо, — насколько велико различие их мировоззрений и их искусств?

— Моему отцу следовало бы нацепить колокол побольше, — признала Каду.

Насколько юноша понял, она имела в виду, что Хабиба не выставлял свои умения напоказ. Что ж, это хорошо. Может, у него есть шанс. А если так, то и у них должна быть надежда, и эта мысль успокоила Льешо.

— Разбуди меня, когда придет мой черед стоять на карауле, — пробормотал он, устроился на траве и крепко заснул.

Льешо проснулся от теплого дыхания у шеи.

— Прекрати, — пробормотал он.

Толком не пробудившись, попытался отмахнуться. Рука прикоснулась к мохнатой поверхности, затем скользнула по длинным острым зубам. Это не Каду. Юноша открыл один глаз и ахнул. Над ним навис медведь с мокрой мордой и окровавленными клыками.

— Не шевелись, — как можно тише скомандовала Льинг.

Она стояла рядом с деревом, на которое недавно взбиралась, натянув лук. Расположившийся над скованным от ужаса Льешо медведь повернул голову в сторону Льинг. Затем издал угрожающее рычание. Каду резко пробудилась, откатилась в сторону и вскочила на ноги с копьем в руке.

Медведь ткнулся носом в плечо Льешо, жалобно заскулив ему прямо в ухо. Это еще детеныш, понял юноша, просто медвежонок; интересно, далеко ли мать?

— Лье-е-е-шо-о! — прошипело животное что-то похожее на его имя.

Глядя в сверкающие угольки медвежьих глаз, Льешо увидел многовековую мудрость и едва уловимую печаль.

— Где Маленький Братец?

Каду знала, что обезьянка разбудила бы их визгом, если б была в живых. Льинг еще сильней натянула тетиву. Льешо приподнялся.

— Подождите! — крикнул он своим друзьям, и медведь поднял голову, благодарно зарычав.

— Разреши мне убить его, — прошептала Каду, хоть медведь, как решил Льешо, имел лучший слух, чем они.

Никто не шевельнулся, в особенности Льешо. Она не могла сразить животное, не подвергнув опасности жизнь защищающего его юноши.

— Лр-лрльек! — прошипел вновь медведь, обрызгав его слюной, и похлопал лапой по голове юноши.

— Он мог оторвать тебе голову, — возмутилась Льинг.

— Может, и мог, но не сделал этого. Он втянул когти, перед тем как дотронуться до меня. — Юноша дотронулся до медведя. — Льек?

Животное закиваю в знак подтверждения и издало еще одно добродушное рычание, уткнувшись носом в руку Льешо.

— Видите! Он знает меня! — Юноша потрепал его за ухом. — Это просто детеныш, — сказал он и добавил для Льинг: — Это Льек. Я не знаю, что он тут делает в облике медведя, но это точно он.