Белая комната: белые полы, белые стены. Большая красная кушетка посередине, столб из нержавеющей стали, поддерживающий регулируемые элементы. Огоньки, провода, выключенные машины, акронимы и символы на катакане и хирагане. Надеваемый на голову шлем, присоединенный к центральному распределительному коммутатору аппаратуры. Пара очков, подключенная к сетевой проводной разводке. Сервер, спрятанный за стеной шкафа, флагманская модель, девяносто тысяч долларов США в базовой комплектации. Щелчок выключателя, и очки начали излучать свет, изображения вспыхивали сквозь оптику слишком быстро, чтобы за ними можно было уследить.

Лежавшие в ящичке брошюры рассказали мне куда больше, чем мои скудные познания в нейробиологии. По-английски и по-японски в них говорилось:

Картинки.

Идеальные женщины в кресле, шлем на головах. В ушах мини-наушники, подключенные к звуку, которого я не слышала. Носовые зажимы, прикрепленный к языку датчик, а может, вовсе и не датчик, а нечто другое, создающее ощущения, чувства. Зажимы на пальцах, игла в одной руке, препараты и электричество.

Идеальные мужчины в идеально белых рубашках, великолепно освещенные солнцем и горделиво улыбающиеся.

Идеальные семьи, играющие с идеальными детьми на идеальных пляжах у лазурного моря.

Свидетельства клиентов.

Мне приходилось делать вид, что я та, кем на самом деле не была, и когда бы жизнь ни становилась для меня лучше, я все время думала, что этого не заслужила. Процедуры помогли мне увидеть мир в новом свете. Я достойна настолько многого, что никогда и представить себе не могла.

Внизу – фотография женщины в шелковом костюме, руки скрещены на груди, плечи расправлены, голова гордо поднята.

Чего стоит моя жизнь? – спрашивал заголовок, а у нее под ногами сквозь огромные стеклянные панели виднелся распростертый внизу город. Моя жизнь теперь совершенна, и я изменяю мир к лучшему, просто живя в нем.

Дверь в комнату открылась, и вошла уборщица вся в синем.

На ее лице – удивление, тотчас сменившееся подозрительностью. Если бы мир помнил меня, это был бы косяк, провал, ведь я стою здесь, явно совершая нечто незаконное, а в момент неуверенности я чувствую, как лицо у меня становится виноватым, прежде чем нацеплю на него улыбку. Передать мой словесный портрет в не столь мультиэтническом Токио не составит особого труда, но я – ничто, лишь легкий дискомфорт в груди, который позже можно списать на икоту, я – страх, исчезнувший так же быстро, как и нахлынувший, я, (ничего не стоящая?)

уже практически забытая, когда чуть отталкиваю ее в сторону и бегу к двери.

Растущее подозрение, на котором я сейчас сыграла.

Украв документы журналистки из «Сан-Франциско кроникл», которая внешне немного походила на меня, я добилась встречи с заместителем министра по городскому строительству. Он поклонился, когда я вошла, а я поклонилась еще ниже, и мы обменялись карточками, держа их обеими руками. Вместе со своей обычной визиткой он достал еще одну, которая превратилась в десяток невероятно тонких карточек, сделанных из прессованной платины с его именем, выгравированным золотом.

– Я жертвую их в храмы, – объяснил он, когда я вертела одну из них в пальцах, ощущая колюче-острые края. Наверное, на лице у меня проступило какое-то воровское выражение, поскольку он быстро отобрал ее у меня, спрятав драгоценные предметы в их хранилище. – Это и денежное пожертвование, и гарантия того, что мое имя запомнят.

Я напустила на лицо несколько агрессивную улыбку и внимательно оглядела замминистра, суммируя стоимость его костюма, сшитых на заказ кожаных туфель и часов – прекрасной работы, где циферблат постепенно менялся с движением стрелок, когда луна догоняла заходящее солнце. В шестнадцатом веке часы были переполнены символами Смерти: Смерть, бьющая в колокол, выползающая из своего логова, Смерть, ждущая в конце каждого опасного часа. Как же изменилось время.

Мои мысли снова ушли в сторону. В комнате находится человек, это мое общество, он меня видит, он меня видит, сосредоточься на этом.

Вопросы – сначала легкие, тщательно заготовленные. Долго ли он на этом посту? Каковы новые проблемы в жилищном строительстве? Меняющаяся демография. Перенаселенность в городах? Распад сельских общин? Законы по планировке. Защита жильцов. Разбалансированность рынка. Апартаменты ста шести.

– О, да, прекрасный образец городской архитектуры, не так ли?

Действительно прекрасный, и верно ли я решила, что он лично участвовал в проекте?

– Нет, лично не участвовал, но помогал в его продвижении.

Но разве там уже не стояло какое-то здание?

– Очень небезопасное здание, ужасно старое, жильцы прозябали в антисанитарных условиях, ужасно, просто ужасно.

Малообеспеченные семьи выселены из своих жилищ, изгнаны из города и…

– Это самый негативный аспект этого дела! – вдруг резко оборвал он меня, внезапно сделавшись враждебным. Странно, как быстро происходят в людях перемены. В обществе, где учтивые манеры поставлены во главу угла, попрание столь формализованных стереотипов быстро демонстрирует необходимость не просто сохранения лица, а его сохранения путем разбития лица оппонента.

Враждебным он мне совсем не нужен, так что я немного ерзаю на стуле, хлопаю глазами и выдаю несколько совершенно невинных вопросов – новые инициативы, извлеченные уроки, накопленный опыт – и только в самом конце, когда встаю и собираюсь уходить, засунув в сумочку совершенно ненужные записки, тихо спрашиваю его заговорщическим голосом:

– А у вас есть «Совершенство»?

Его взгляд быстро отрывается от кожаного бювара на столе и впивается мне в лицо.

– Семьсот девяносто четыре тысячи пятьсот баллов, – говорю я, воркуя как можно нежнее.

– Девятьсот восемьдесят одна тысяча четыреста баллов, – выдыхает он, впившись глазами мне в лицо. – Оно изменило мою жизнь. Мне казалось, что я никчемен, а теперь знаю, что могу делать все, что захочется.

– Именно так я себя и чувствую.

– Теперь я гораздо лучше.

– Я тоже.

Он наклонился вперед, и я последовала его примеру, пока не почувствовала его дыхание у себя на шее, ощутила, как он им наслаждается, как жар растекается у него по коже, но не шелохнулась, не отшатнулась и не отклонилась назад.

– Я получил двести пятьдесят тысяч баллов, когда проект ста шести был одобрен. «Вы приняли идеальное решение, – сказало мне приложение. – Вы строите совершенную жизнь». Это идеальный дом.