бы с ним в экстатических оргазмах денно и нощно, потому что только он способен был бы прочувствовать меня насквозь. Разве это не счастье, иметь способность видеть себя не только через то, как нас воспринимают окружающие люди, которые все чужды тебе, даже если вы приручили некую связь, но и воочию? Он наполняет меня смыслом и учит меня принимать все крайности мира сего, он меня кидает то в рай, то в ад, а потом сглаживает весь мой опыт и делает равносильным, и я расту и расту, то ползком в небо, то на крыльях святости под землю, он – отражение моей божественной сущности. Я никогда не чувствовал себя таким живым, и мой огонь, мой жизненный потенциал возрождает его! Я весь горю энергией!

После этого Джулиан начал изгибаться и извиваться возле своей скульптуры в имитации ритуальных танцев (кто-то бы назвал их современными, но Райан в некоторых вещах был крайне консервативен). Это было по-язычески дико и волнующе, он был похож сейчас на жреца, который впал в трансовое состояние благодаря контакту с конкретным божеством. В его движениях была сплошная резкость и скорость, пока он не замедлил свой темп, и Райана обдало волной жара от уровня сексуальной энергии, что медленно сковывала его с ног до головы, особенно концентрируясь в самой низшей чакре. И когда он поймал почти не запыхавшегося Джулиана и соприкоснулся с его блестящим обнажённым телом, ему казалось, что тот сияет мрамором, его кожа была так гладка, так безупречна, а горящие глаза смотрели сквозь него.

Райан не мог противиться сексуальному жару, они занялись любовью прямо на полу, и Джулиан постоянно держал контакт глаз, то с Райаном, то со своим мраморным отражением. Райан был настойчивым и на грани грубости, но тело Джулиана поддавалось ему во всём, оно прямо скользило под его руками, поцелуями, фрикциями его полового члена, это был не звериный восторг, а творческий процесс. Они как будто создавали этим сексом экспериментальное полотно, все органы чувств улавливали некую новизну, это был секс с ангелодемоном, огненная страсть похоти пробуждала в нём самом демоническое создание, но непорочность и свет очищали эту вульгарную похоть до кристальной белизны. Он задыхался от собственной беспомощности и от того чувства, что ему подвластно в этом мире всё, он утопал в противоречиях и крайностях, пока наконец-то не выстрелил своим оргазмическим фонтаном, отпустив все эти эмоции, не уступающие по силе тому, что человек испытывает перед моментом, когда гильотина отрезает ему голову.

Нелегко было возвращаться в суровую реальность примитивности, но Райан понимал и то, что испытывая такие противоречивые и интенсивные эмоции, можно просто раствориться в этом, исчезнуть, и его разум повредится. Он примерно понимал сейчас, что испытывает Джулиан во время своих медитаций на скульптуру, или Жан, когда создаёт свои творения, глубина и мощность их чувств была недоступной простому человеческому мозгу. Но эти моменты были так редки в его собственной жизни, и только Джулиан способен был зажечь его и дать прикоснуться к вечности. Только как жить с этими чувствами постоянно? Повторится ли когда-нибудь это сказочно-болезненное состояние? Он был весь выжат, и если Ланже и Джулиан ощущали после этого прилив энергии (несмотря на усталость тела), то он был измождён во всех смыслах. Но это было такое ощущение, от которого даже не склонный к зависимостям сильный духом человек не способен отказаться.

– Нам нужно придумать, как вернуть Джулиану его сердце, – говорил повседневным тоном Джулиан, изящно надевая на свои прямые и стройные ноги, укороченные по моде брюки.

– Нет, – оборвал его Райан, – ты прекраснее всех без одежды, особенно рядом с ним…

– Но ты же столько раз твердил, что нет ничего прекраснее человека, одетого в твою собственную одежду, и никакое обнажённое тело, даже если по всем параметрам совпадающее с твоим идеалом, не способно затмить целостное восприятие человеческого индивидуума, одетого в шмотки нашего бренда…

Райан на миг задумался, а ведь это так, его одежда, созданная по его видению идеальных людей, преображала даже тех, кто имел телесные изъяны. – Ты испортил свой образ, твои трусы другой фирмы, любая лишняя деталь способна убить целостность образа, и тогда лучше обнажёнка. – Он улыбнулся после этих слов, заметив, как нарциссичное эго этого блондина смакует его комплименты. Но он действительно был сегодня неотразим, ушла его суетливость и хаотичность, он был собранным и однокусковым. Но теперь его занимали и более серьёзные темы, Райан и сам задумывался, станет ли Ланже потрошить свою скульптуру по его просьбе, чтобы внедрить ей сердце. Это будет символический акт, который приблизит мраморное изваяние на один шаг ближе к жизни, это было крайне важно на данном этапе развития, на данном этапе их странного треугольника.

– Мы с тобой не скульпторы, – продолжал свою тему Джулиан, которую Райан проигнорировал, потому что ещё не придумал, что ответить, – но я не думаю, что это дело можно поручить кому-то кроме Жана. И дело даже не в дикости просьбы, мне всё равно, что о нас подумают, мир искусства полон чудаков. Только Жан знает эту скульптуру, и только он сможет передать ту энергию, что он вложил в создание сердца, чтобы Джулиан не отторгал его как инородный предмет.

Райан и сам это понимал, он знал, что Жана будет нелегко уговорить притронуться к своей готовой скульптуре, чтобы изменить её, даже если эти изменения будут изнутри, легче будет попросить его сделать новую скульптуру, но ведь он не работал с теми же самыми моделями два раза! Но сделал же он ему сердце, не просто же так ему валяться или украшать стеклянные музейные столы (да и не собирался он выставлять его на всеобщее обозрение, это было слишком личным), так что, судя по логике, Ланже уже пошёл против своих принципов. Он дополнил свою готовую скульптуру, и теперь она была неполноценной. Он уже знал, на что будет давить, чтобы Жан завершил свою работу.

Когда Джулиан был уже полностью одет и поправлял возле стеклянного бокса со спрятанной внутри ценной картиной свои мокрые от пота волосы (он носил их полудлинными), за окном уже рассветало. Нью-Йорк озарился красным заревом, и смешавшись со светом мощных ламп, Райан вдруг снова видел красивого человека перед собой. Человека. Иллюзии рассеивались, ночь уступала дню и вместе с ней приходила эта нормальность заурядной жизни. Но Райан был окрылён своим сегодняшним опытом, хоть и на восстановление сил уйдёт достаточно времени, он наконец-то начал прощупывать возможности, которые создавались у него на глазах под воздействием слияния двух