Скрепя сердце мне пришлось принять условия врача:

— Ладно, вы поможете мне, а взамен я навещу Маппи. Обещаю. — и даже не держу в кармане фигу.

— Хорошо, я согласен! — моментально ответил врач, но, к моему огорчению, не протянул руки для закрепления сделки. Вместо этого он обстоятельно зевнул и, медленно встав с кресла, начал бродить по комнате, как приведение, пока не нашёл кружку с буровато-чёрными разводами от кофе. В неё закинулась ложка сахарного песка и полилось тёплое противное молоко. Последним ингредиентом шло само кофе. Его и кофе не назовёшь — так, порошок. Доктор понюхал его, закатил глаза от удовольствия и сыпанул целую горсть, а затем начал мешать всё это дело столовой ложкой.

Не обращая на кофеварение лишнего внимания, я выбрал себе стул и громогласно заявил об этом:

— Сидеть буду здесь, потому как моя просьба связана с бумажной работой. — доктор ничего не ответил и продолжил мешать кофе, видимо, согласившись с моим правом на рабочее место.

Я уселся на хлипкое кресло какого-то лекаря. Судя по пыли, оно давно пустовало.

— Маловато у вас кадров. — простовато съязвил я и закинул ноги на пустой столик. Прискорбно, что на нём нет дешёвых сигарет.

— Никто не хочет работать днями напролёт за символические деньги. — со знанием дела ответил врач и, перестав мешать кофе, подошёл к моему рабочему месту и скинул грязные сапоги. — Лучше открыть свою практику и помогать богачам, чем угождать бесполезным нищим.

— Это работает с любой профессией. — доктор чуть улыбнулся и затем отхлебнул немного кофе.

Пока врач оценивал его горьковато-сладкий привкус на языке, в комнате стало очень тихо, словно мы оказались на похоронах бесплатной врачебной практики в Ан-Роке. Но кофейное молчание продлилось не долго:

— У меня есть ещё десять минут перерыва, а потом мне придётся несколько часов проводить операции. Быстрее говорите, что вам требуется.

— Личные дела всех, кто сейчас находится в психбольнице. — доктор подавился чудо-напитком. Я не на шутку испугался, что он помрёт и мне придётся искать документы самому. — Вы понимаете, что просите? — спросил врач, как только откашлялся. — Это конфиденциальные документы, их не так-то просто взять. Наши больницы хоть и имеют общую документацию, мягко говоря, не дружат и предпочитают не совать в нос в чужой огород.

— Поэтому мне и нужен доктор, а не санитар, которого можно подкупить, пока он курит за углом больницы. — врач задумчиво всосал в себя кофе.

— Допустим, что я притащу вам несколько огромных папок. — сказал он спустя минуту раздумий. — Вы представляете, какого труда стоит их прочесть? Вы засядете тут на пару дней, даже если будете читать всю ночь напролёт.

— Я справлюсь. — без шанса на опровержение. — Можете не волноваться, детективы работают намного быстрее врачей.

— Вы сошли с ума, если хотите вычитать эту гору бесполезных заключений. Безумец.

— Хе-хе… знаете, я так часто повторяю в своей голове это слово, что в действительности обезумел.

Часть 2

Большинство честных контор уже давно закрылось и их хозяева не преминули сладко уснуть под лунным месяцем. Был поздний вечер. На сырые городские улицы вышли соблазнительные чулки и красный блеск для разбитых губ. Чёрный дым сменился облаками опиума, пресная вода обжигающим кальвадосом, а строгая серая роба с крапинками от машинного масла цветной рубашкой из потустороннего мира ярких цветов.

В моей комнате не было окна и лишь яркий свет больничных лампочек освещал листы жёлтой бумаги. Даже новая доза препарата уже не могла справится с тем грузом, что навалился на меня: буквы троились в глазах. Строка неумолимо шла за строкой, они сливались в общее чернильное озеро и затягивали меня в свой дьявольский танец рассерженного алфавита.

Жертвы, расчленёнка, поджоги, взрывы, извращения — всё это наполняло и без того огромный сэндвич из листков. Бутерброд, противоречащий основам нравственности. Я продолжал его есть, кусок за куском. Сжав кулаки, скрипев зубами, как старым стулом, я вчитывался и вчитывался в проклятые буквы. Они не поддавались мне, били меня, судорожно хотели вырваться на волю, но я не сдавался и брал их долгой беспрерывной осадой.

С каждым поставленным восклицательным знаком на списке Чейза Крамера мой рот открывался от удивления всё больше и больше. Наверное, в конце поисков нижняя челюсть просто упадёт на мои колени и мне придётся её ушивать.

«Мужской пол. По словам свидетелей, пациент разделся посреди площади и начал кричать, как пеликан. Считает себя птицей.» — Валори Мэверик, обычный парнишка семнадцати лет.

«Женский пол. После изнасилования у пациентки стали наблюдаться признаки острого психического расстройства. Попытки самоубийства, создание второй личности.» — Арни Дерст. Лечение инсулиновой комой и метразолом.

«Мужской пол. Пациент представился герцогом и напал на своего хозяина.» — Римус Вайль. При лечении использовалось вращающееся кресло.

«Мужской пол. Пациент считает, что живёт в эпоху первого герцога.» — Люк Ватсон. Лечение — смирительный стул.

«Женский пол. У пациентки наблюдаются признаки эротомании.» — Энджери Гайд. Лечение — ванна со льдом.

«Женский пол. После смерти матери потеряла рассудок.» — Анна Фанкоц. Последняя стадия лечения — лоботомия.

Я вычеркнул половину имён из списка Чейза Крамера всего за четыре часа работы. Теперь я был уверен, что больница насильно сажает людей в палаты и сковывает их белыми простынями.

«Стоит пойти с этим в полицию… и меня посадят, а доказательства ради смеха подожгут. Прежде всего мне надо найти документы, которые будут подтверждать бесчеловечные эксперименты Федерика Усмана, и только потом отправиться с ними к кому-то очень влиятельному…»

— Вы совсем ничего не ели? — доктор возник буквально из ниоткуда, прервав мою полудрёму своим усталым, но в то же время весьма ровным голосом вечной молодости. — Вам стоит подкрепится. — В его руках были тарелки с яичницей и жаренным беконом. — Очень вредно для пищеварительной системы, но крайне вкусно. Ничего не могу с собой поделать, обожаю жарку на сливочном масле.

Я с яростью набросился на предложенную тарелку и принялся уминать куски мяса, вмокая их в желток. Помимо яичницы и бекона на тарелке лежали нарезанные пополам помидорки, придающие блюду овощную сладость и кислый привкус.

Когда я уже вылизывал последние остатки пиршества, доктор не доел и половины — это всё, что стоит знать о моём неумеренном аппетите. Будь моя воля, я бы съел ещё столько же, а потом бы бросился запивать всё это дело компотом с столовой ложкой сахара на одну кружку.

— Вы осмотрели почти все документы. — сказал врач во время трапезы и иронично указал на бумажные стопки, разбросанные по всей комнате. — Я бы