– Как вы сказали, очень удобно, – заметил он. Помолчав немного, прибавил: – Слишком удобно, черт возьми! Мне это не нравится, инспектор.

Мелроуз оглянулся на двух своих спутников. Посмотрел в глаза мистеру Кину, будто спрашивал его мнение.

– Будь все проклято, – сказал он. – Слишком точно. Вы понимаете, что я хочу сказать. Обычно так не бывает.

– Вы имеете в виду, – пробормотал мистер Кин, – что часы так не падают?

Мелроуз несколько мгновений пристально смотрел на него, потом перевел взгляд на часы, которые выглядели жалко и невинно, что свойственно объектам, внезапно лишенным своего высокого положения. Очень осторожно полковник Мелроуз снова поставил часы на ножки. Потом сильно ударил по крышке стола. Часы пошатнулись, но не упали. Мелроуз повторил удар, и очень медленно, будто нехотя, часы упали на заднюю стенку.

– В котором часу обнаружили преступление? – резко спросил Мелроуз.

– Почти ровно в семь часов, сэр.

– Кто его обнаружил?

– Дворецкий.

– Приведите его, – сказал главный констебль. – Теперь я побеседую с ним. Между прочим, где леди Дуайтон?

– Она легла, сэр. Ее горничная говорит, что она совсем без сил и не может никого принять.

Мелроуз кивнул, и инспектор Кёртис пошел за дворецким. Мистер Кин задумчиво смотрел в камин. Мистер Саттерсуэйт последовал его примеру. Минуту-другую он моргал, глядя на тлеющие поленья, а потом его внимание привлек какой-то яркий предмет, лежащий в камине. Он наклонился и достал маленький изогнутый осколок стекла.

– Вы меня звали, сэр?

Это прозвучал голос дворецкого, все еще дрожащий и неуверенный.

Мистер Саттерсуэйт сунул осколок стекла в карман жилета и обернулся.

Старик стоял в дверном проеме.

– Садитесь, – мягко предложил главный констебль. – Вы весь дрожите. Это был шок для вас, полагаю.

– Это правда, сэр.

– Ну, я вас надолго не задержу. Ваш хозяин вернулся домой сразу же после пяти часов, полагаю?

– Да, сэр. Он велел принести ему чай сюда. Потом, когда я пришел убрать поднос, он попросил прислать к нему Дженнингса – это его камердинер, сэр.

– В котором часу это было?

– Примерно без десяти шесть, сэр.

– Да… и что?

– Я послал за Дженнингсом, сэр. И только когда пришел сюда, чтобы закрыть окна и задернуть шторы в семь часов, я увидел…

Мелроуз резко перебил его:

– Да-да, нет необходимости все это рассказывать. Вы не трогали тело, ничего здесь не передвигали, не так ли?

– О! Конечно, нет, сэр. Я со всей доступной мне быстротой пошел к телефону и позвонил в полицию.

– А потом?

– Я велел Джейн – горничной ее светлости, сэр, – сообщить о случившемся ее светлости.

– Вы не видели вашу хозяйку этим вечером?

Полковник Мелроуз задал этот вопрос очень небрежно, но острый слух мистера Саттерсуэйта уловил в его словах тревогу.

– Я с ней не говорил, сэр. Ее светлость оставалась в своих покоях с момента трагедии.

– А до этого вы ее видели?

Вопрос прозвучал резко, и все в комнате заметили, что дворецкий чуть промедлил с ответом.

– Я… я только заметил ее, сэр, когда она спускалась по лестнице.

– Она приходила сюда?

– Я… я думаю, да, сэр.

– В котором часу это было?

Можно было услышать, как муха пролетит. Понимает ли старик, подумал мистер Саттерсуэйт, что зависит от его ответа?

– Это было сразу после половины седьмого, сэр.

Полковник Мелроуз глубоко вздохнул.

– Благодарю вас, достаточно. Пришлите, пожалуйста, ко мне Дженнингса, камердинера.

Дженнингс поспешил явиться на вызов. Это был человек с узким лицом и кошачьей походкой. В нем чувствовались хитрость и скрытность. Человек, подумал мистер Саттерсуэйт, который запросто убил бы своего хозяина, если б был уверен, что его не поймают.

Он внимательно слушал ответы этого человека на вопросы полковника Мелроуза. Но его рассказ выглядел вполне правдоподобным. Камердинер принес хозяину мягкие домашние туфли и унес уличные ботинки.

– Что вы делали после этого, Дженнингс?

– Вернулся в буфетную, сэр.

– В котором часу вы ушли от хозяина?

– Наверное, сразу после четверти седьмого, сэр.

– Где вы находились в половине седьмого, Дженнингс?

– В буфетной, сэр.

Полковник Мелроуз кивком отпустил его. И вопросительно взглянул на Кёртиса.

– Совершенно верно, сэр. Я проверил. Он находился в буфетной примерно с шести двадцати до семи часов.

– Тогда его можно исключить, – сказал главный констебль с некоторым сожалением. – Кроме того, у него нет мотива.

Они переглянулись.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал полковник.

– Прошу прощения, сэр, ее светлость узнала, что приехал полковник Мелроуз, и она хотела бы его видеть.

– Разумеется, – ответил Мелроуз. – Я сейчас же пойду к ней. Вы меня проводите?

Но чья-то рука отодвинула девушку в сторону. Теперь в дверном проеме появилась совершенно другая женщина. Лора Дуайтон походила на гостью из другого мира.

Она была одета в нарядное облегающее средневековое платье из блекло-синей парчи. Ее золотисто-каштановые волосы, разделенные посередине пробором, с двух сторон спускались на уши. Сознавая, что у нее есть собственный стиль, леди Дуайтон никогда не стригла волосы. Они были уложены сзади в простой узел на затылке. Руки оставались обнаженными.

Одну руку она вытянула, опираясь ею на дверную раму, другая была опущена сбоку и сжимала книгу. Она похожа, подумал мистер Саттерсуэйт, на мадонну с полотен ранних итальянцев.

Леди Дуайтон стояла, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Полковник Мелроуз бросился к ней.

– Я пришла сказать вам… сказать вам…

У нее был тихий грудной голос. Мистера Саттерсуэйта так заворожила театральность этой сцены, что он забыл о ее реальности.

– Прошу вас, леди Дуайтон… – Мелроуз обхватил ее рукой, чтобы поддержать.

Он проводил ее через холл в маленькую приемную, стены которой были завешены потускневшим шелком. Кин и Саттерсуэйт последовали за ними. Женщина опустилась на низкое канапе, откинула голову на подушку ржавого цвета и закрыла глаза. Трое мужчин смотрели на нее. Внезапно она открыла глаза и выпрямилась. И заговорила очень тихо.

– Я убила его, – сказала она. – Вот что я пришла вам сказать. Я его убила.