стоит удивляться такой бытовой шизофрении, когда сейчас ты рыцарь, преисполненный достоинства, а через минуту ты уже стоишь на коленях в грязи у дороги, по которой едет каток, укладывающий асфальт. Все-таки столетия крепостничества имеют большую силу в сознании обывателя, чем какое-то там достоинство. Отсюда и хроническая трусость.

Первый вал карателей, прибывших в Донбасс, в основном состоял из жителей западных областей. Но когда их сотнями начали укладывать в землю, резко наступило просветление, и теперь в так называемой АТО (ООС) в основном участвуют простые украинизированные русские, воюющие против таких же русских по ту сторону фронта. Отважные галичане, мнящие себя нравственной элитой страны, прячутся от призыва в армию по подвалам, в лесах и даже за границей. Потому что страхов много, а жизнь одна. Именно поэтому, как уже было сказано ранее, гитлеровцы и использовали бандеровцев только в карательных операциях против безоружных. В настоящем бою они были бесполезны.

Хуторская, провинциальная местечковость, завязанная на соломе, кизяках, самогоне и сале. Опять же, это благоприобретенное наследие холопской украинской истории. Батраку неинтересны искусство, науки и государственные свершения. Идеальная Украина, которую вы можете встретить в современных украинских школьных учебниках, это одно большое село, в котором мальчики пашут землю, а девочки варят борщи. Эту идею активно продвигают западные владельцы Украины.

Хуторянство – это естественное состояние украинского сознания. Поэтому Украина, оставшись сама по себе, оказалась неспособна родить хотя бы одного настоящего государственного мужа, потому что из хуторянина может получиться максимум приказчик, но не президент. Кто не верит, спросите любого адекватного киевлянина о ползучей хуторизации его города.

Аналогичное происходит и в других областных центрах страны: городских вытесняют деревенские, подстраивая города под свой хуторской ум. Поэтому вместо централизованного водопровода приходят уличные колонки, вместо централизованного отопления – печи, в том числе в многоквартирных домах, а вместо русского языка, на котором говорили и говорят выдающиеся мировые мыслители, приходит мова, которая хорошо подходит для управления коровьим стадом и совсем не годится для ракетостроения.

И все бы хорошо, да вот только эти самые хуторяне, переезжающие в города, делают это не потому, что их деревни процветают и они теперь хотят нести умное, доброе и вечное городским жителям. Вовсе нет. Украинский хуторизм – это не тяга к созданию провинциального рая под соломенной крышей, со сливочным маслом. Это бардак, безответственность, невежество, хамство и большая ненависть к городским, которые живут лучше.

Разговор-допрос с пленным Мыколаем Сарачуком продолжался больше часа, укроп активно сотрудничал со следствием, то есть со мной, сам показал мне шифровальный блокнот, в котором были записаны последние шифрованные данные, обозначения и сокращения. К примеру, если замечали российскую ДРГ, то в эфир надо было сообщать, что есть нехватка патронов и надо закинуть на опорник столько-то цинков с патронами (количество цинков равно количеству замеченных россиян), а дальше передаются координаты для артиллерии. Ну и так далее.

Также Мыколай объяснил, почему их так мало на позициях. Оказалось, что две трети личного состава перебросили на Токмакский выступ, где сейчас идут активные бои. Украинцы вклинились в оборону города на том участке, где стоял наш 10-й ОДШБ, захватили центр и большую часть города, дойдя до реки Токмачки. Украинское командование поставило все на наступление на данном участке фронта, воодушевившись сравнительно быстрыми продвижениями, после того как позиции, на которых стоял наш батальон, были пройдены без всякого сопротивления, потому что на смену «Десятке» никто не пришел. Командование ВСУ бросало в бой все имеющиеся части, при этом основной свой резерв они не трогали.

Также радист сообщил, что сверху, от вышестоящего командования, к ним пришли сведения, что в ближайшую пару дней их будут штурмовать какие-то российские штрафники. Поэтому для усиления к ним на короткий период прибудет подкрепление из числа иностранных специалистов. Вот это было совсем неприятно: получается, украинская разведка знала о том, что мы будем штурмовать опорники, и приготовилась к этому.

– Когда прибудет подкрепление? – спросил я.

– Не знаю, – пожал плечами пленный, – нам не сообщали. Думаю, что сегодня днем, может, завтра утром.

– Слушай, а чего это у тебя имя такое странное – Мыколай? По-украински же правильно «Мыкола». Я сколько видел до этого вэсэушных военников и гражданских паспортов, там везде было написано «Мыкола».

– Да это тетки в паспортном столе в девяносто шестом году, когда я получал паспорт, не знали, как правильно будет имя Николай по-украински, и вместо «Мыкола» написали «Мыколай», – объяснил пленный. – Потом мне лень было переделывать, а все документы заполняются же с паспорта, вот так и получилось, что везде я Мыколай.

– На войну сам пошел? – спросил я.

– Да, – честно ответил пленный. – Как ваши вторглись, мы с семьей в Польшу мотнули, потом в Германию. Посидели там полгода, и мне невмоготу стало. Я на жену и детей все пособия оформил и сбежал обратно в Украину, пришел в военкомат и пошел на войну. Правда, денег там дал кое-кому, чтобы меня на спокойный участок фронта отправили. На передовой нормально платят, деньги семье нужны, на одном пособии в Европе не проживешь. Ну и льготы всякие для семей военных.

Говорил Сарачук на обычном русском языке с небольшим украинским «гэканьем» и использованием свойственных Украине и Краснодарскому краю словечек. Родом он был из Кировограда, сейчас этот город называется Кропивницкий. Сорок три года от роду. В принципе, вот так, в общении, нормальный, обычный мужик.

– Много наших убил?

– Не знаю, – пожал плечами радист. – Все стреляли, и я стрелял, все бросали гранаты, и я бросал. Врать не буду: если бы попал мне в прицел русский боец, то рука не дрогнула бы, выстрелил бы. Но в расстрелах пленных не участвовал; честно говоря, ни одного русского пленного еще и не видел, по телевизору только. Вы пришли с войной на мою землю, я пошел ее защищать. В АТО не участвовал, мне вообще эта политика на фиг не нужна была. Жили бы себе мирно, как раньше. Зачем вы начали воевать?

– Если намечается драка, то бей первым, – ответил я.

– Тогда надо было еще в четырнадцатом году бить. Отжали бы себе ДНР и ЛНР да успокоились бы на этом, – грустно хмыкнул Мыколай.

– Ну, видишь, миром все хотели порешать. Думали, можно договориться.

– Хотели бы ваши миром договориться, то дали бы денег Пороху или Зеле. Все знают, что украинские политики легко продаются, но раз ваши не захотели давать денег, значит, сразу рассчитывали на войну, – раздраженно буркнул пленный.

– Ладно, хорош трындеть, – одернул я украинца. – Дело пора делать. Запомни: если сделаешь все как надо, то будешь жив