Но она ошиблась. Мелисса слушала, курила и молчала. Но, похоже, она все понимала и даже сочувствовала ей. Она не стала читать ей нотацию или осуждать ее, но лишь покачала головой и вздохнула:

— Бедная, бедная девочка!

И она привлекла к себе Мерри, положила ее голову себе на плечо и стала перебирать ее волосы.

Никто еще никогда не обращался с ней так ласково. Ни родная мать, ни Карлотта, ни отец — никто. Она была счастлива. Она почувствовала такое облегчение, что даже заплакала. Мелисса не выпускала ее из объятий.

Потом она достала носовой платочек, дала его Мерри и сказала, что лучше возвратиться, чтобы не навлечь на себя гнев мисс Престон. Они поехали в школу и уже перед самыми воротами Мерри спросила Мелиссу, приедет ли она еще.

— Ну, конечно! — сказала Мелисса. — А ты, пожалуйста, приезжай на выходные. В ближайший уик-энд, если хочешь.

— Я очень хочу.

— И я тоже.

Мерри не знала, как ей благодарить Мелиссу. Она просто не находила слов. Она поцеловала Мелиссу в щеку и исчезла в огромном здании Мэзерской школы.

Мелисса сидела в машине и 9мотрела на дверь, которую только что закрыла за собой ее падчерица. Она вздохнула. Потом включила зажигание и умчалась на своем «феррари» в Нью-Йорк. Это был не просто триумф. Это было нечто куда большее. Теперь ей надо не соблазнить, а просто утешить девочку. Что было чистой правдой. Именно это она и имела в виду, когда сказала, что они чем-то похожи. Утешение, которое они могли принести друг другу, исцеление тех ран, которые нанес им жестокий мир, — это будет просто замечательно!

Вопреки своему обыкновению, она ехала очень медленно. Она знала, что скоро будет в Нью-Йорке и ей придется ждать целую неделю, которая покажется невыносимо длинной. А каждая минута, проведенная сейчас в пути, хоть чуть-чуть, да сократит это тягостное ожидание.

* * *

Идея была невероятно примитивная, и самое загадочное в ней заключалось в том, что никто до сих пор до этого не додумался. В малых объемах, конечно, эту штуку проделывали часто. Всякий раз, когда вклады неконвертируемой валюты становились весьма значительными, компаньоны собирались и обсуждали, что с ними делать. Ведь это были замороженные деньги, то есть, никому не нужные. Вроде египетских фунтов. Кому нужны египетские фунты? Да никому! А если переводить их в конвертируемую валюту по льготному курсу — это же себя грабить. Но то ли помощник бухгалтера, то ли племянник большого начальника вычислил, что авиакомпания «Бритиш эйруэйз» принимает египетские фунты, потому что у них в Каире есть представительство и большой штат сотрудников, так что можно эту бросовую валюту использовать. Помощник бухгалтера рассказал о своем открытии приятелю, тот позвонил родственнику, который составил служебную записку и отослал знакомому в отдел рекламы, где она и затерялась. Но сотрудник отдела рекламы о ней не забыл и через несколько месяцев выдвинул эту же идею и стяжал себе все лавры славы. Суть предложения была проста. Им выгодно устраивать спецтуристические поездки для журналистов за свой счет, покупая им билеты на рейсы авиакомпании «Бритиш эйруэйз» за египетские фунты. Это ведь все равно что расплачиваться фантиками от жевательной резинки, то есть билеты доставались практически бесплатно. А освобождение от налогов этих вполне законных расходов на рекламу делало все предприятие еще более выгодным: в налоговых декларациях расходы фиксировались так, будто речь шла о настоящих деньгах. И компания начала организовывать такие увеселительные поездки во все концы света. Сотрудник отдела рекламы получил повышение по службе и перевод в парижский филиал, где стал заместителем европейского отдела рекламы. Помощник же бухгалтера не получил ничего, зато племянник большого начальника получил отличный урок того, как можно чего-то добиться в кинобизнесе. И сделал выводы.

Он решил поступить иначе. Он пошел к своему дяде, Харви Фалду, и заявил, что придумал способ делать деньги.

— Конечно, сынок, разумеется. Но лучший способ для тебя делать деньги — это просто быть моим племянником и перестать об этом думать.

— Помните идею о спецтуристических поездках и египетских фунтах?

— Да, ну и что?

— Так вот, это была моя идея.

— Да ну?

— Я принес копию записки, которую я тогда посылал. Это была не копия. Он написал все заново, и поставил дату задним числом, а оригинал выбросил. Каждый дурак может сделать копию, подумал он. Когда угодно.

— Копию может сделать каждый дурак, — сказал Фалд. — Слушай, чего ты добиваешься?

— Чтобы вы меня выслушали.

— Ну, ладно, три минуты у тебя есть. Говори.

Его идея заключалась в том, что они должны снимать картины в Испании. Длинные картины. С многомиллионными затратами. Студия заработала в Испании много денег, и у них на счету в банке была солидная сумма в песетах. Но коли у них есть деньги в Испании, должны же быть и промышленные корпорации, у которых денег еще больше. И они могут вложить их в производство фильмов, тратя песеты в Испании и получая прибыль в другой, более выгодной валюте. Доходы от проката должны только покрыть затраты. Более того, достаточно если они принесут девяностопроцентную прибыль от капиталовложений — и все равно игра стоит свеч, потому что потеря десяти процентов все равно куда меньше, чем потери на скидках, которые им придется заплатить в любом случае.

— Мы можем заработать на каждом фильме шесть, восемь, десять миллионов долларов.

— Ты рехнулся.

— Почему?

— На какой натуре в Испании ты станешь делать фильмы?

— На любой. Там есть горы, пустыни, равнины. Дешевая рабочая сила. Там можно построить любые декорации почти бесплатно.

— А профсоюзы?

— Они все под контролем государства. Если государству понравится эта идея — я имею в виду испанское правительство — тогда не возникнет никаких проблем с профсоюзами. Никаких.

— Откуда тебе это известно?

— Да я кое-что читал.

— Ох, уж эти умники из колледжей. Он читал! Если об этом пишут в книжках, значит, это всем известно. И что хорошего из этого получится? Но все равно поезжай. Поезжай в Испанию. Посмотри, поговори с людьми. Потом возвращайся и расскажи все биснесменам, у которых там есть деньги. Если они есть. И возвращайся ко мне через два месяца.

И Норман Фалд отправился в Испанию. Он смотрел, разговаривал с людьми, размышлял. Потом вернулся в Соединенные Штаты, поехал в Нью-Йорк, в Питтсбург, в Детройт, в Вилмингтон, в Сент-Луис и встречался с бизнесменами, у которых были какие-то дела в Испании. А потом приехал в Лос-Анджелес к дяде Харви. И стал продюсером.

Норману Фалду понадобилось полтора года для подготовки к производству первой картины. Фильм должен был стать настоящей бомбой, чтобы оправдать десятимиллионный бюджет. Сначала появилась общая идея. Потом первый набросок сценария, потом второй, третий и четвертый наброски. Потом ему надо было продать сценарий бизнесменам, которые осторожничали даже больше, чем банкиры, финансировавшие голливудские фильмы, потому что у них не было никакого опыта в этом деле и они боялись ввязываться в туманное и рискованное предприятие. Но даже станкостроительным, сталелитейным и химическим магнатам Норману Фалду удалось растолковать, что в «Нероне» будут сцены пожара в Риме, разрушения храма в Иерусалиме, пыток христиан, которые поразят воображение миллионов зрителей многих стран мира. Ему пришлось также назвать имена будущих участников фильма. Среди них был упомянут и Мередит Хаусмен.