Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее стихи доверительны и обладают особым индивидуальным стилем, и мы не знаем, предназначались они для небольшой группы людей или были частью каких-то общественных обрядов. Кстати, примерно такие же споры и вокруг личности Катулла: его творения воспринимаются либо как достоверные свидетельства о его жизни и любви, либо как литературный вымысел, не имеющий никакого отношения к реальности. Мне лично кажется, что Катулла по его стихам мы узнать можем по-настоящему так же, как по «Скорбным элегиям» узнаём что-то об Овидии и по лирическим стихотворениям о Горации; о Плинии Младшем по его письмам, в сущности автобиографическим; но вот о Вергилии по его творениям мы по-настоящему не узнаем, хотя я и подозреваю, что весельчаком он скорее всего не был. Мы можем, конечно, уловить величие его души, перед которым нам остается лишь трепетать.
А вот Катулл, наоборот, вполне одобрил бы примерно все, чем нравится заниматься мне, например безделье. Иногда он объявляет, что у него в кошельке одна лишь паутина, когда-то еще наслаждается дружескими посиделками, увлекается литературным творчеством своего круга, не спит ночами и разглагольствует о своих самых свежих сочинениях. Он беспощадно издевается над врагами и над друзьями, у него обширный арсенал ругательств. Например, он высмеивает провинциала за произношение звука H.
– А собака у него была?
– Стихов, посвященных собакам, у него, увы, нет, но есть один про ручного воробушка Лесбии.
– Ну ладно, – сказала Уна.
Мы дошли до Тоттенхем-корт-роуд, где пешеходам мешали пройти строительные заграждения, а со строек медленно выезжали огромные, как левиафаны, бульдозеры. Мы с Уной пробрались через толпу и шли теперь мимо книжного магазина Foyles, где неплохая подборка из классической серии Loeb.
Я и так хотел глянуть, нет ли там новых книжек по античности, и предложил Уне:
– Давай зайдем посмотрим на Сапфо с Катуллом.
Она шевельнула хвостом в знак согласия.
Мы прошли через ярко освещенный зал, сияющий, практически храм богов словесности, и стали подниматься на верхний этаж, где расположены книги по античности, а я продолжал:
– Как и Сапфо, Катулл дошел до нас почти случайно: могло бы сохраниться лишь несколько строк, если бы в Вероне, на его родине, не обнаружилась полная рукопись.
Есть симпатичная легенда, что этой рукописью заткнули дырку в винной бочке. Это, разумеется, байка, но очень забавная, и спасибо монаху-пьянице, который думал, как бы спасти вино, а сам открыл для нас Катулла.
Мы поднялись на лифте и вошли в античный отдел – сейчас он, к сожалению, довольно сильно сократился, но остался довольно обширным.
– Мы посмотрим одно стихотворение Сапфо, а потом сравним его с версией Катулла, так ты сможешь себе представить работу поэтов. Мы уже видели, как Вергилий и греческие трагики соперничают с Гомером; а Катулл для Сапфо – и переводчик, и соперник. Вот Катулл:
Ille mi par esse deo videtur,
ille, si fas est, superare divos,
qui sedens adversus identidem te
spectat et audit
dulce ridentem, misero quod omnes
eripit sensus mihi: nam simul te,
Lesbia, aspexi, nihil est super mi
<vocis in ore;>
lingua sed torpet, tenuis sub artus
flamma demanat, sonitu suopte
tintinant aures, gemina teguntur
lumina nocte.
otium, Catulle, tibi molestum est:
otio exsultas nimiumque gestis:
otium et reges prius et beatas
perdidit urbes.
Я перевел Уне, получилась слегка сбивчивая проза: «Тот человек кажется мне равным богу, тот человек, если можно так сказать, превосходит богов, который, сидя напротив тебя, снова и снова смотрит на тебя и слушает, как ты сладко смеешься, что у несчастного меня отнимает все чувства. Ибо как только я тебя вижу, Лесбия, никакого голоса не остается у меня в устах; мой язык цепенеет, легкое пламя пробегает по моим членам, в ушах звенит, глаза мне покрывают ночи-близнецы. Праздность, Катулл, тебе тягостна. В праздности ты беспокоен и слишком необуздан. Праздность в прошлом губила и царей, и счастливые города»[91].
А вот Сапфо – я открыл перед Уной страницу:
φαίνεταί μοι κῆνος ἴσος θέοισιν
ἔμμεν’ ὤνηρ, ὄττις ἐνάντιός τοι
ἰσδάνει καὶ πλάσιον ἆδυ φωνεί —
σας ὐπακούει
καὶ γελαίσας ἰμέροεν, τό μ’ ἦ μὰν
καρδίαν ἐν στήθεσιν ἐπτόαισεν,
ὠς γὰρ ἔς σ’ ἴδω βρόχε’ ὤς με φώναι —
σ’ οὐδ’ ἒν ἔτ’ εἴκει,
ἀλλ’ ἄκαν μὲν γλῶσσα †ἔαγε† λέπτον
δ’ αὔτικα χρῶι πῦρ ὐπαδεδρόμηκεν,
ὀππάτεσσι δ’ οὐδ’ ἒν ὄρημμ’, ἐπιρρόμ —
βεισι δ’ ἄκουαι,
†έκαδε μ’ ἴδρως ψῦχρος κακχέεται† τρόμος δὲ
παῖσαν ἄγρει, χλωροτέρα δὲ ποίας
ἔμμι, τεθνάκην δ’ ὀλίγω ‘πιδεύης
φαίνομ’ ἔμ’ αὔται·
ἀλλὰ πὰν τόλματον ἐπεὶ †καὶ πένητα†
– Ну… Для меня все это китайская грамота, хоть она и греческая. Прочти вслух.
И вот будний день, полдвенадцатого утра, главный магазин Foyles на Черинг-кросс-роуд, и я тут читаю своей собаке стихи Сапфо о страсти и ревности… Впрочем, они, наверное, и пущих чудаков видели. Стоит отметить, что сотрудник магазина на нас едва взглянул. Я дочитал и перевел, снова довольно сбивчиво, потому что уже слегка подзабыл греческий: «Тот человек кажется мне равным богам, который, сидя напротив тебя, слушает, как ты сладко говоришь и прекрасно смеешься. Сердце трепещет у меня в груди; даже если я смотрю на тебя недолго, я больше не могу говорить; но как будто мой язык [сломался], и легкое пламя бежит у меня под кожей. Глаза не видят, в ушах звенит, я покрываюсь холодным потом, меня всю охватывает дрожь, я зеленее травы и как будто почти мертва. Но все нужно выдержать, ведь даже бедняк…»[92] И здесь текст обрывается.
– А что это за странные крестики? – спросила Уна, когда я закончил.
– Они означают, что в тексте пропуск. Этот пропуск выделяется крестами (crux), а между ними ставятся слова, которые, по мнению ученого (или многих ученых), могут заполнить этот пропуск по смыслу и при этом соотноситься с темой произведения и стилем поэта. Такая работа очень сложна (и требует массы усилий). Если прочитать оба эти стихотворения параллельно, видно, что Катулл почти буквально переводит Сапфо.
В обоих человек сидит напротив возлюбленной и из-за близости к ней