Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какую чушь вы несете!
Салазар улыбнулся умиротворенной улыбкой.
– В мои намерения не входит что-либо вам объяснять. А вот вы должны ответить на один мой вопрос. Скажите, какие законы я нарушил?
– На вашей совести убийство.
– И кого же я убил?
– По словам Барри Кирка, ради книги вы убили человека.
– И вы ему поверили?
– В общем-то, нет. Вы подослали Кирка, чтобы он узнал все, что только сможет. Он слишком долго болтался поблизости, вынюхивая что-то. Стоит ли удивляться, что он привлек наше внимание. Умный был, подлец… Увы, к несчастью для вас, он не умел вовремя остановиться, и я был вынужден его убрать.
– А те двое в лодке?
– Они сами на это напросились.
– В таком случае за мной еще двое.
Какое, однако, хитрое признание насчет мертвого агента… Косвенное, но прозрачное. Что означало одно: Салазар уверен, что живым уйдет отсюда именно он. «Двух данитов внизу я уже ликвидировал, – подумал Малоун. – Но сколько их там еще может быть?»
– По крайней мере, нам больше нет необходимости притворяться. Может, лучше приступим к делу?
– Единственное дело, какое у меня к вам имеется, мистер Малоун, это направить вас на путь спасения.
– По-моему, я здесь не один такой, вам не кажется?
– Я мог бы задать вам тот же самый вопрос.
– В данный момент, похоже, нас здесь двое. Только я и вы. Так почему бы нам не воспользоваться моментом?
***
Кассиопея шагнула в ворота и осторожно закрыла за собой железную решетку. Двое подручных Хусепе ждали снаружи, чуть в отдалении, готовые в любую минуту прийти на помощь. Впрочем, она предпочла бы все сделать сама.
Склеп, в котором она находилась, был невелик. Кассиопея различила в темноте лишь несколько могил. Барочное распятие освещала одна-единственная тусклая лампа. Справа и слева располагались шесть деревянных панелей с изображением средневековой пляски смерти. Над одной из панелей, с изображением смерти с корзиной костей, виднелась надпись: huc fessa reponite membra.
«Здесь покоятся усталые члены», – перевела Кассиопея.
Ниже виднелась еще одна надпись, на сей раз по-немецки. Кассиопея перевела и ее.
После праведной жизни и добрых дел помни: наградой тебе будет отдохновение.
Неужели? Лично она в этом сомневалась.
Она пыталась жить праведной жизнью, но почему-то никаких наград за это не получала. Зато неприятности сыпались одна за другой. Боже, как она устала от всех этих битв, как ей хотелось спокойствия и стабильности… Может, ей стоит в кого-то влюбиться? К сожалению, она если и влюблялась, то в такие же заблудшие души, как и сама. Коттон был таким же вечным неприкаянным скитальцем, как и она. Наверное, именно в этом и заключалась причина их взаимного притяжения.
С другой стороны, это всегда большая ответственность.
Вверх вели вырубленные в скале ступени. Нервы были на взводе. По ногам тянуло холодным сквозняком. Чтобы успокоиться и взять себя в руки, Кассиопея сделала несколько глубоких вдохов. Темнота вселяла в нее мужество, однако была бессильна одарить мудростью.
Она осторожно двинулась вверх.
***
Салазар оставался спокоен. Несмотря на браваду Малоуна, он сомневался, что его жизни что-то угрожает. Ведь кто он такой? Всего лишь один из тысячи официальных представителей Церкви Иисуса Христа Последних Дней, и его ликвидация вряд ли что-то даст американскому правительству. Что, впрочем, не означало, что в данный момент он вне опасности.
Хусепе уже заметил, что Малоун отобрал у одного из данитов пистолет, который, кстати, сейчас был нацелен в его сторону. Все его люди имели при себе пистолеты единого образца. Огнестрельное оружие было страстью Салазара. Он обожал его, сколько себя помнил. Обращению с оружием его научил отец. Он же научил уважать его. Со своей стороны, Хусепе научился мастерски им владеть на благо Церкви.
– Интересно, однако, – заметил Салазар, – что ваше начальство отправило вас сюда, практически не снабдив никакой информацией. По идее, вам полагается знать, что объединяет эти шесть штатов.
– Вы удивитесь, когда узнаете, что мне известно.
Сказать по правде, Салазару не нравилась самоуверенная физиономия его визави.
– Более того, – продолжал Малоун, – если кого и мучает любопытство, так это вас. Вы хотите знать, почему ваша персона вызывает у нас такой огромный интерес. Готовьтесь. Ответ вы узнаете уже совсем скоро.
– Жду с нетерпением.
– Интересно, – задумчиво произнес Малоун, – а нынешний Пророк в курсе вашей веселой шайки данитов? Сомневаюсь, что это его инициатива. Мормонская церковь проделала долгий путь. Необходимость в разного рода крайностях давно ушла в прошлое.
– Я не стал бы зарекаться. Моя Церковь не раз подвергалась гонениям и насмешкам. Мы вынесли не одно оскорбление, подобное тому, которое нанесли нам вы: насилие, смерть… Но мы не сдались, мы пережили все благодаря нашему мужеству и стойкости.
Салазар тянул время, давая возможность подручным прийти к нему на помощь. Он не терял надежды, что они уже идут ему на выручку.
– Я дважды недооценил вас, мистер Малоун.
– Знаю.
– Третьего раза не будет.
***
Кассиопея шагнула из тени рядом с дверью, которая, похоже, вела в часовню. Еще четыре шага, и она уже стояла позади Коттона.
– Бросай оружие, – произнесла она, прижав дуло пистолета ему к спине.
***
Малоун застыл на месте.
– Я не стану повторять дважды, – сурово добавила Кассиопея.
Коттон понял: сопротивление бессмысленно. Пистолет со стуком упал на пол.
Салазар поднял оружие и, держа палец на спусковом крючке, поднес его ко лбу Малоуна.
– Я должен пристрелить тебя здесь и сейчас. Ты убил трех моих людей. Похитил меня, требовал от меня ответы на вопросы. Американское правительство не имеет права так поступать. – Глаза Салазара сверкнули яростью.
– Ты убил американского агента, – возразил Малоун.
– Ложь! – выкрикнул Салазар. – Я никого не убивал.
Черный зрачок пистолетного дула по-прежнему смотрел Коттону в лицо. Впрочем, такое с ним случалось не впервые. На его лице не дрогнул ни один мускул.
– Нет, Хусепе, – остановила Салазара Кассиопея и встала так, чтобы Малоун мог ее видеть. – Никакой крови. Я пришла положить этому конец.
– Но ведь он – само зло, – возразил Салазар.
– Убить его – значит сотворить не меньшее.
Салазар неохотно опустил пистолет. На его лице читалось отвращение.