Была ли она такой, как он ее себе представлял? Несмотря на то, что все свидетельствовало об обратном, не продолжал ли он цепляться за укоренившийся у него в голове привычный образ, в который укладывалось большинство знакомых женщин? Значит, она как Люси? Или, еще хуже, как Пенелопа? Не потому ли он так спешил завалить ее на постель? И вдобавок откровенно грубо? Ни тебе ласковых слов ухаживания, ни нежных, обольстительных речей. И все-таки Кэтрин даже сейчас продолжала желать близости с ним. Она смотрела на него чистым взглядом, спутанные волосы разметались по подушке, вырез платья бесстыдно приспущен, открывая его взору начало ложбинки меж двух нахолмий.

Он знал, что должен сейчас сделать. Он обязан остановиться, но джентльменом он не был. Что там Кэтрин имела в виду, сказать трудно, вот только пришла она к нему сама, и пришла именно за этим. Макс не мог отказать в том, чтобы угодить леди.

– Я обещаю, дорогая, – прошептал он, осторожно вкладывая палец в горячую ложбинку между грудями Кэтрин, – что ты не будешь ни о чем сожалеть.

Какой-то миг она смотрела, как Макс решительно стянул вниз лиф ее платья. Кэтрин судорожно вздохнула и доверчиво выгнулась ему навстречу, когда кружевной рюш сполз с ее грудей, обнажив два тугих безукоризненных соска.

Потом прошептала его имя и потихоньку закрыла глаза. Лишь легкие тени от ее длинных ресниц лежали у нее на щеках. Он обхватил снизу и слегка приподнял ее груди, чувствуя ладонями их сводящую с ума теплоту и тяжесть.

– Господи, Кэтрин, – услышал он свои хриплые слова, – ничего прекраснее в своей жизни я не видел.

Широкий луч заходящего солнца пробился в щель между шторами и теплой желтоватой полосой лег на ее щеку и плечо. Ему показалось, что она олицетворяла женственность и нежность, воплотившиеся в ней непостижимым образом, и де Роуэн вдруг понял, что твердо знает – всю свою жизнь он ждал именно ее. Ему вдруг захотелось по-настоящему любить ее. Подарить им обоим пир наслаждения, нарочито медлительного и благоговейного. Он склонился к Кэтрин, коснулся дыханием ее обнаженной груди и услышал прерывистый вздох предвкушения.

Макс обхватил губами ее сосок и нежно, а потом с откровенной жадностью начал теребить ртом налитую виноградину ее плоти. Кэтрин утопала в наслаждении и чувствовала, как ее все больше и больше окутывает со всех сторон его тепло. Максом пахли простыни, на которых она разметалась, и их запах дразнил и соблазнял ее. Она представила его нагим, длинные ноги закутаны смятой простыней... Видение было удивительно живым и до исступления чувственным.

Когда он перенес свое внимание на ее вторую грудь, Кэтрин потянулась к нему, желая ощутить его в себе. Откровенно сладострастная жажда близости поразила ее до глубины души. О Боже, она ведь никогда не предавалась любви при дневном свете! В отчаянии она обхватила Макса руками и подтащила на себя, позволила, чтобы Макс слегка раздвинул ей ноги и опустил свое сильное мускулистое бедро между ее бедер. Он снова поцеловал ее, долго и чувственно, и язык его скользил глубоко у нее во рту. Она услышала, как он тихо охнул, почувствовала, как его тело снова содрогнулось, и к ее животу начали приливать медлительные волны сладостного тепла. Она поняла, что к ее ноге прижалась его распрямившаяся мужская плоть.

Увлеченная поцелуями и жаркими ласками, она едва отдавала себе отчет, что Макс поднимал ей юбки все выше и выше, пока его ладонь не смогла свободно погладить шелковистую округлость ее живота. Он в очередной раз то ли охнул, то ли простонал, его горячие длинные пальцы заскользили вниз, и, наконец, его ладонь накрыла пушистый и густой кустик волос. Своим средним пальцем Макс начал осторожно поглаживать и надавливать, продвигая его все глубже и глубже. Не выдержав, Кэтрин коротко вскрикнула.

– Здесь, милая? – вполголоса проникновенно спросил он, не отводя глаз от своей руки и наблюдая за собственной откровенной лаской. – Ты хочешь, чтобы я поласкал тебя вот здесь? Скажи, cara mia, и я обещаю, ты задохнешься от радости.

Слова его были столь бесстыдно откровенными, а низкий, с хрипотцой голос столь обольстительным, что она сумела лишь выдохнуть шепотом:

– Да, здесь.

Кэтрин застонала от наслаждения, когда палец его скользнул еще дальше и вошел в жаркую влажную глубину, а подушечка большого пальца начала скользить вверх и вниз, подвергая танталовым мукам ее подрагивающий бутон любви. Ей казалось, что все ее существо сейчас вспыхнет испепеляющим пламенем.

– О, милая, – прошептал он, не отнимая руки. – Так страстно желающая. Так ждущая.

Раздвигая вход, в жаркую глубину скользнул второй палец. И снова начались поглаживания большого пальца, еще более мучительные, еще более желанные.

Не удержав очередного вскрика, Кэтрин наконец откликнулась на ласку, выгнулась, слегка приподняла ягодицы и принялась порывисто опускаться на его руку, принимая в себя его пальцы, стремясь обрести сладость избавления. По телу Кэтрин снова прошла волна неудержимой дрожи, и она часто и прерывисто задышала.

– Макс… Боже мой, Макс ... Я больше не могу ... Я хочу… сейчас, Макс. Ну пожалуйста!

Рука Кэтрин, помимо ее воли, дотянулась до брюк Макса, и пальцы ее обхватили невероятно большой гребень приподнявшейся ткани.

Макс грубовато рассмеялся, перехватил ее руку и поднес ко рту.

– Терпение, любовь моя, – шепнул он.

Кэтрин просто онемела от потрясения, когда он высунул язык и принялся игриво лизать ей ладонь, отчего молодая женщина необъяснимым образом вновь выгнулась на постели. Макс медленно втянул в рот ее средний палец и, не отрывая взгляда от ее глаз, принялся его сосать, и с каждым разом очередная волна мучительно-сладостного жара приливала к низу ее живота.

Разглядывая ее, в наготе распростершуюся перед ним, он принялся ласкать ладонями шелковистую кожу ее бедер, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг ее женского естества и, надавив обоими большими пальцами, не раскрыл нежные, влажные от нектара лепестки ее цветка любви.

– Господи, Кэтрин, какая ты красавица, выдохнул он. – Ангел.

Кэтрин, несмотря на неистовое желание любовной близости, подумала, что сейчас провалится сквозь землю от стыда за такое распутство. Когда же Макс наклонился, чтобы поцеловать ее ничем не прикрытую любовную плоть, ей показалось, что вся она, от кончиков пальцев на ногах до мочек ушей, краснеет от неумолимого стыда за содеянное, но затем рот его отыскал тот самый нежный и чувственный бутон, и бедра Кэтрин сами собой приподнялись над постелью, откликаясь на пронзившее ее острое наслаждение.

Макс тут же отпрянул, хотя и продолжал крепко прижимать ее бедра к постели. Казалось, целую вечность он держал ее в плену пристального и загадочного взгляда своих темных глаз. Мучительное желание переполняло все ее существо. Она была его, она была готова делать все, что он пожелает. И тогда с едва заметной улыбкой Макс опустил взгляд и снова склонился к Кэтрин. При первом же прикосновении его губ откуда-то из глубины горла у нее вырвался полувсхлип, полустон. Пальцы его вновь – сначала один, потом второй – скользнули во влажную глубину, раскрывая ее для чувственной ласки губ. Кэтрин не ведала, что такая сладостная мука может доставлять непередаваемое наслаждение. Он ласкал и мучил ее одновременно. Снова и снова язык его скользил по расщелине ее плоти, иногда задевая тугой бутон, скрывающийся под кустиком ее лона, отчего Кэтрин всякой раз начинала бить неудержимая крупная дрожь. Она перебирала пальцами его густую шевелюру, гладила сквозь рубашку его широкие плечи.